Живое доказательство (ЛП)

  Когда я был. взят в плен. Я не могу остановиться, не смог остановить себя, ну, думаю. "

  «Это естественно…»

  «Я знаю. Да, я знаю. И Петра говорит… Это мой доктор. Петра Кэри.

  'Как, например? "

  "Как ты."

  Левый глаз Резника моргнул. Если бы ассистент оборачивался, то заказывал бы еще эспрессо, но, конечно, мужчина продолжал упрямо мыть прилавок с другой стороны.

  Линн снова заговорила размеренным голосом, пытаясь говорить так, как говорила бы с Петрой Кэри, если бы Петра Кэри была рядом.

  «Связанный там ночью, в трейлере, никогда не зная, когда он может войти. Зная, что случилось с той другой девушкой, зная, что он сделал, что он может сделать. Я был напуган, конечно, я был напуган. Я был в ужасе. Хотя я знал, что последнее, что я мог себе позволить, это показать это. Ему. позволить себе заснуть, но не в силах остановиться, - но почему-то всегда была эта мысль, что все будет хорошо, что кто-то нет, ты - что ты придешь и Боже, это сейчас звучит жалко, не правда ли? , услышав, как я говорю это, но что ты придешь и спасешь меня». На мгновение Линн закрыла лицо руками и закрыла глаза.

  «Только, — продолжала она, — это не всегда был ты. Это было не так просто. Иногда я думал, что это ты, но потом, когда я видел твое лицо, это был мой отец.

  Ты был. мой папа. Она покачала головой, низко склонившись к своим рукам, сложенным теперь одна над другой возле чашки.

  «Это даже не так просто. Есть вещи, другие вещи, о которых я не могу, я не хочу говорить».

  Резник положил одну руку на ее руку, готовый убрать ее, если она отстранится.

  «Я не смогла с тобой поговорить», — сказала Линн, не глядя на него, отводя взгляд.

  "Не очень говорить, не с тех пор, как это произошло."

  "Я знаю."

  «Мне просто было некомфортно быть с тобой».

  "Нет."

  "И это трудно. Так чертовски сложно!" Помощник с удивлением оглянулся на ее повышенный голос.

  «И я ненавижу это».

  — Да, — сказал Резник, убирая его руку. И затем: «Так вот почему ты хочешь пойти; это, а не твоя мать, что-нибудь дома».

  «О, они, конечно, хотят, чтобы я вернулся туда. Мой папа этого не говорит, но моя мама, ей бы это понравилось. Но если бы не это другое дело, нет, я не думаю, д иди."

  — И ты не думаешь, что у нас это получится. Как-то между нами, я имею в виду. Может быть, теперь ты заговорил об этом?

  — Так говорит Петра.

  "Что вы, мы, должны обсудить это?"

  Линн кивнула, по-прежнему не глядя на него.

  "Да." А когда Резник замолчал, она спросила его, о чем он думает.

  "Мне интересно, почему вы не чувствовали себя в состоянии прийти ко мне раньше?"

  — Ты ранен, да?

  "По этому? Да, я полагаю, что я."

  «Она сказала, что ты будешь. Но я не знаю, я просто не мог». Ты боялся того, что я скажу? "

  «Нет. Что бы я хотел».

  В тот вечер Резник собирался пойти в обновленный Old Vie и послушать новый дуэт Стэна Трейси. Но к тому времени, когда он покормил кошек, возился с копченой ветчиной и бутербродом с стилтоном, ему, похоже, уже не хотелось выходить на улицу. Сидя на заднем крыльце с бутылкой чешского «Будвайзера», он узнал, как поживает Энни К. Джонс, втянутая в заговор и контрзаговор на последних пятидесяти страницах «Мертвого веса». Бедняжка Энни, с разбитой головой сзади, шла по узкому переулку в кромешной тьме, по крайней мере, у нее был любовник, который немного утешал ее в предрассветные часы.

  Его соседи, тоже наслаждаясь светлым, приятно теплым вечером, распахнули окна и угощали его приглушенным телевизионным смехом и запахом жареной курицы. Резник допил свое пиво, забрал книгу обратно, свернув страницу в начале последней главы, и отправился в город.

  Он прибыл в паб как раз к последним двум числам. Стэн Трейси, сгрудившись над клавишными, угловатыми маневрами прокладывает себе путь через "Sophisticated Lady", уводя мелодию в, казалось бы, невозможные тупики, а затем убегая через смесь изящества и чистой силы. Наконец, Трейси и нелепо молодой Джерард Пресенсер На трубе они прокладывали свой путь под блюз Джона Колтрейна, дерзость воображения Ведущего более чем соответствовала его технике.

  Только однажды, посреди соло трубача, с закрытыми глазами Резник увидел идеальное видение Линн, ее лицо, круглое, открытое и близкое к его лицу. А потом оно исчезло. Пока аплодисменты еще не стихли, он поднял свой пустой стакан и поставил его в конце стойки, кивнул хозяину и направился к двери.

  Снова домой. Бад устроился у его ног, Резник закончил книгу: «Я знаю, что Рейглер перенес еще один инсульт, но все же я не готов к тому, что нахожу. Одна сторона его тела кажется полностью парализованной, та же сторона его лица впалая и морщинистая, один темный глаз смотрит наружу. Его речь невнятная, но я понимаю суть. Что касается признаний, то это довольно просто и по делу. Закончив, он кивает, и я выключаю кассету, которая лежала на подлокотнике его инвалидной коляски.

  Кажется, у него есть еще одна просьба.

  Я не знаю, почему я должен поднимать на него палец, а потом узнаю, что это такое.