Живой

— Как я вообще заговорила бы с ней, мама? Прошел почти год, а я столько раз ее игнорировала, — с сожалением заявила я. Я была разочарована тем, как я вела себя. Я потеряла лучшую подругу из-за этого. Знала, что она только хотела быть там ради меня, но я просто не могла...

Это было уже слишком.

— Просто сделай это, Грэйс, — мягко сказала мама. — Пойди навестить ее и расскажи ей, как тебе жаль, что ты не была рядом с ней, и как трудно тебе было смириться с тем, что произошло. Скажи ей, что ты любишь ее. Кира тебя простит, дорогая. Она просто ждет, что ты сделаешь первый шаг.

Мама была права. Мне нужно было собраться и взять на себя ответственность.

— Она работает в офисе твоего отца. Начала всего несколько месяцев назад. Она больше не могла выносить работу в больнице, и она хорошо знает административное дело, поэтому твой отец сразу же ее нанял.

— Спасибо, мама.

Мама наклонилась вперед и накрыла своей ладонью мою щеку.

— Ты через многое прошла, дорогая, но это не означает, что твоя жизнь кончена.

Я кивнула и улыбнулась ей.

— То же самое я вчера сказала Меррику.

— Значит, — улыбнулась она гордо, — это хороший совет.

Она сделала еще один глоток кофе и моргнула несколько раз: признак того, что она собирается задать вопрос, который, возможно, мне не понравится.

— Тебе там нравится? Он милый?

Я закатила глаза и засмеялась.

— Да, он лает, но не кусает. Он просто расстроен, и никто даже не попытался понять, что ему приходится переживать. Даже я. Злиться для него нормально.

— Да, и, вероятно, он и дальше будет злиться. Как только он привыкнет, станет лучше.

— Ты слишком хороша для него.

— Что?

— Как сиделка, ты слишком для него хороша, но также ему нужен друг. Просто... будь осторожна, — сказала она, беспокойно нахмурившись. — Не хочу, чтобы тебе снова было больно.

— Мам, он мой пациент. И поверь мне, не думаю, что он захотел бы сделать со мной что-нибудь и выйти на другой уровень отношений.

Она проворчала что-то шепотом об отражении в зеркале, затем стояла, пока собирала свою сумочку.

— Может быть, этот парень и слепой, но это не означает, что он тебя не видит.

— Это не имеет смысла.

Она закатила глаза и ополоснула пустую чашку из-под кофе в раковине.

— Я думала, что твой отец был слепым как крот, когда я впервые встретила его. Ну, технически, так оно и было, — сказала она, смеясь. У него были такие очки с очень толстыми стеклами. Я знала, в своем подсознании, что он видел через эти штуки, что хотел. Но этот мужчина не сводил с меня глаз, когда я была в комнате, — она вздохнула, и у нее был такой отсутствующий взгляд, будто она вспомнила тот самый момент, когда она была влюблена в моего отца. — Он не видел ничего, черт возьми, без тех ужасных очков. Вот как он знал, что я была та самая.

Я нахмурилась.

— Я не понимаю.

Она улыбнулась и взяла меня за плечи.

— Он сказал мне: «Элэйна, я знаю, что ты та самая, потому что когда я тебя не вижу, я все равно тебя чувствую. Я все равно тебя люблю больше, чем любил вчера, и совсем не так сильно как буду любить завтра». И, знаешь что, Грэйс?

— Что? — прошептала я.

— Я, наконец, поверила ему.

Она пристально посмотрела мне в глаза, будто ждала чего-то. Чего-то, что заставило бы меня понять.

— Он влюбился в вещи, которые были невидимы. Мне пришлось научиться это принимать, иногда дело совсем не в красоте. Дело в чьем-то сердце. У тебя самое большое сердце, Грэйс. Тот парень вон там, в доме по соседству, чувствует это.

— Откуда ты знаешь? — спросила я скептически.

— Потому что он не ждал бы у окна каждую ночь, когда ты начнешь петь.

У меня челюсть отвисла от удивления.

— Это... как...

— Мамы все знают, — сказала она, пожимая плечами, как будто я уже должна была знать об этом к настоящему моменту. Она обняла меня и крепко прижала к себе. — Я люблю тебя, Грэйс. Ты красивая, внутри и снаружи. Просто будь умной. Может быть, тот парень и выглядит сильным, но он очень хрупкий.

Я вздохнула.

— Звучит так, будто ты больше беспокоишься о том, что я причиню ему боль.

Она снова пожала плечами.

— Иди, навести Киру. Папа оставил тебе сегодня «Хонд». Вечером я принесу домой немного суши.

— ДА! — крикнула я, взмахнув кулаком.

Мама засмеялась, выходя из комнаты, а я осталась в кухне, рассуждая, пойти ли навестить Киру сейчас или пригласить ее позже на суши. Если бы я пошла сейчас, то подумала бы над мамиными словами и над мыслью о том, что Меррик когда-либо что-либо чувствовал ко мне, что не укладывалось в рамки отношений «пациент-сиделка».

Но потом, суши всегда все исправляли.

Мой телефон зазвонил, прежде чем я успела решить, на экране высветилось имя Эммы.

— Привет?

— Грэйс, привет, дорогая, как ты сегодня?

— Хорошо, Эмма. А ты как?

— О, я хорошо. Просто пытаюсь решить, мне придушить Меррика сейчас или позволить сделать это тебе в понедельник.

Я тихо засмеялась в телефон и пошла в свою комнату, чтобы закончить складывать белье.

— У него плохой день?

— Боже, да. Если слово «плохой» здесь подходящее. Он заперся в своей комнате и велел мне уходить. Я только пыталась помочь ему со шрифтом Брайля, а он расстроился.