Живой (ЛП)

Я мысленно вернулась к первому разговору. Раньше, за все время я провела с ним не более пары часов. Он сказал, что я не была чужой, и в тот момент я была полна решимости поспорить с этим утверждением. Теперь, когда об этом подумала, мне стало интересно, что он имел в виду. Технически я была чужой, но, с другой стороны, думаю, что не была. Большую часть нашей жизни мы были соседями, и даже хотя он никогда не узнавал меня или даже не замечал меня, так или иначе ему было обо мне известно.

То есть, серьезно. Как можно никогда не знать своего соседа? Особенно когда учился с ним в одной школе.

Я откинулась на спинку дивана и, не осознавая этого, начала напевать. Я всегда любила петь. Это был мой способ успокоиться, когда я слишком нервничала перед контрольной работой или когда была в большой толпе. Пение было одной из тех вещей, которые я ждала с нетерпением, когда я узнала, что беременна. Я пела своему животу каждую ночь, и по ночам я писала песни своему ребенку, на случай, когда она будет плакать от температуры или просто слишком устанет от крика. Я готовилась к этим моментам и в некотором смысле с нетерпением ждала их.

Но у меня никогда их не будет.

Я закрыла глаза и стала напевать случайную мелодию.

Глухой удар о стену в коридоре заставил меня улыбнуться, но я сдержала улыбку. Я, не переставая, напевала, держа глаза закрытыми. Все это время Меррик пытался подобраться как можно ближе, оставаясь незамеченным. Я огляделась и увидела его ногу, торчащую из-за угла. Развлечение было неуместным, но каждому время от времени нужно немного веселья. Он не знал, что я могу его видеть, и я не дала ему знать об этом. Если все к этому шло, пусть так и будет.

Я стала напевать немного громче и не сводила глаз с огромной ноги в толстом черном иммобилайзере (прим. устройство для фиксации голени, стопы, предплечья, лучезапястного, локтевого и коленного суставов, а также для фиксации шейного моста). Черт, это выглядело неудобно. Я начала планировать график терапии в голове, чтобы улучшить его подвижность и как можно скорее избавить его от этой штуки. Он не двинулся со своего места, так как слушал другую случайную мелодию, срывающуюся с моих губ.

Возможно, это и был ключ.

Этот человек не мог видеть, и звук тишины — все, его окружало.

Глава 4

Меррик

Прошла почти неделя этого дерьма, а я даже не приблизился к тому, чтобы прогнать Грэйс.

Мой план избавиться от нее быстро и тихо не сработал. На самом деле, часть меня совсем не хотела, чтобы она уходила. Она напевала про себя, чем бы не была занята, ходила по дому и потом незаметно для себя начинала петь.

Когда она пела, мне не было больно.

Гнев исчезал. Гнев, который был мне необходим, чтобы пережить очередной день, не развалившись на кусочки.

Мы не так уж много разговаривали, за исключением случайных споров о том, что нужно уступать и следовать распоряжениям. После того, как она вторглась в мое личное пространство, украв мой телефон, чтобы добавить свой номер для быстрого набора, я проводил каждый день, запершись в своей комнате.

Избегать ее было легко, а унять мочевой пузырь — нет.

Грэйс не баловала меня, а позволяла мне сначала попробовать самому, но она все время была рядом. Было действительно удивительно, как ловко я стал подниматься из кресла в туалете, только бы не нуждаться в ее помощи. Как только я заканчивал, она оставляла меня наедине с собой. Но она всегда была рядом, на случай, если понадобится мне, что происходило гораздо чаще, чем те моменты, когда она мне была не нужна. Попытки одеться, пользоваться ванной или просто двигаться по комнате выматывали. Я не принимал душ, потому что не мог вынести мысли, что она увидит меня таким. Что она увидит шрамы, покрывающие мое тело, и почувствует жалость. Это совсем не тот шаг, на который я был готов решиться.

Хотя я начал беспокоиться, я уже сам не мог выносить запах своего тела. Это не помешало мне и дальше отказываться. Сначала она не очень настаивала, и это наталкивало меня на подозрения.

На третий день она пришла, когда я все еще лежал в постели. После споров со мной о том, что я должен встать и начать день, она, наконец, оставила меня поспать еще час, пригрозив, что позвонит моей маме. Если бы я был слабаком, то бы не смог противиться необходимости принять обезболивающие. Она смягчалась на время, насколько это возможно, но когда я больше не мог скрывать боль, Грэйс устраивала настоящий бунт.

Для такой маленькой женщины она, определенно, умела показывать зубки.

После этого не было больше колыбельных по ночам. Они все равно мне были не нужны.

По крайней мере, именно это я продолжаю себе говорить.

Они мне не нужны. Они мне не нужны.

Однажды, поздно ночью, я использовал мочалку, чтобы немного смыть с себя вонь, но это было бесполезно. Я все равно чувствовал запах. Это была пятница, и я почти отчаянно хотел в душ. Было очевидно, что я выглядел как дурак, думая, что смогу выиграть эту битву.