Живой проект

Прихватив с собой блок сигарет и чашку, Михаил пошел наверх. По пути он сунул свою ношу Петру и зашел в спальню одеться.

Когда Михаил вошел в кабинет, пойманный взгляд друга его не порадовал.

— Что ты имел в виду, когда процитировал лозунг LPI? — спросил зам.

— Отец не просто так посадил Александра на шестнадцатом. Я думаю, он хотел доказать, что этот лозунг — не пустой звук. У Александра появилась такая возможность. Сам он ее добился или с чьей-то помощью…  другой вопрос. В наше время крепкие управленцы, харизматичные лидеры, способные сдвигать пласты привычной повседневности и подминать под себя неудобные реалии — все равно, что динозавры — просто вымерли. Кажется, LPI собрал остатки людей, способных брать на себя ответственность и двигать дело. Мы будто измельчали. Мы пережили величайшую трагедию тысячелетия, и она в прямом смысле накрыла нас пеплом, из-под которого поднялись единицы. Мы должны были стать сильнее, увереннее, распрямить плечи и строить новый мир, как было в Советском Союзе. А вместо этого мы свернулись калачиком, попрятались в капсулы и ждем подачек, приказов, верных направлений. И если единственным вариантом станет направление Гото, приказом: «молчать», а подачкой — альтернативная реальность, — мы не выживем. Просто вымрем. Нам нужны люди из плоти и крови, которые в состоянии вести вперед и оперировать не понятием выживания собственной ДНК любой ценой, а чем-то большим. Да и если хоть этим! Даже род Александра — это полтора миллиона живых и дышащих индивидуальностей. Пусть людей, ограниченных функционалом, но даже физически способных на значительно большее, чем любой из обывателей в нашем окружении. Это люди, Петя. И придушить этот росток новой крови, пусть модифицированной, но человеческой ДНК, равно подписать нам смертный приговор. Я вижу деятельность Александра именно так.

Петр молчал. Михаил видел, что друг подбирает слова, пытается сформулировать свое мнение без мата и оскорблений и у него не получается. Лицо Кудасова выдавало такую внутреннюю активность, что казалось, он взорвется, не высказав свои мысли в максимально жесткой форме.

— Я - не ты, Мих. Мне на твою идеологию глубоко наплевать. Я хочу, чтобы ты сохранил свое дело и свое место. Хочу, чтобы ты был самим собой и был счастлив. Если ты потеряешь то, что имеешь сейчас…  я не представляю, что с тобой будет. Ты открытки подписываешь «LPI», — проговорил Петр тихо, почти умоляюще, — куда ты сунешь свои амбиции, если потеряешь компанию? Я могу взять это на себя. Если избавить LPI от грозящих ей…  беспокойств ценой жизни одного живого проекта и спятившего старика для тебя слабость, то пусть слабым буду я.

— Петь, мне всегда нравилась твоя способность отфильтровывать из всей ценной информации только ту часть, на которую ты можешь повлиять. Спасибо, что открыл мне глаза: я даже не подозревал, сколь низкого ты обо мне мнения. По твоему, без корпорации я никто? Подпишешься под этим?

Петр выдержал взгляд друга и скривил губы.

— Я не хочу проверять это на практике, — ответил он, — потонешь ты, потону и я. Поэтому эти глупые игры считаю неуместными. Речь о деле твоего отца, о твоем положении и состоянии. О твоем, а значит и о моем.

— Без корпорации я — никто? — снова спросил Михаил, глядя на друга исподлобья. Взгляд и тон были угрожающими, но вполне Петру привычными.

Зам скривился в мучительной улыбке:

— Мы будем ссориться из-за этого?

— Тебе придется ответить.

— Что тебе даст мой ответ?

Михаил ждал, крутя в пальцах сигарету. Он не смотрел на Петра, но тому не было от этого легче.

— Мне можешь не отвечать, — сказал Михаил, закуривая. — Ответь себе. Чего ты больше боишься: потерять свое место или друга?

Петр встрепенулся и уставился на собеседника. Потом как-то обмяк, вся его длинная фигура скособочилась в кресле, будто каждый мускул мужчины устал и даже скелет стал мягким.

— Зачем все это, Мих? — спросил он глухо. — Ты хочешь указать на мое место? Я его знаю. Если бы я не уважал и не любил тебя, да ноги моей не было рядом, — Петр помолчал и вздохнул. — Нет, Мих, я не считаю, что без корпорации ты никто. Хотя мне трудно представить другую компанию, которая была бы способа предоставить плацдарм для реализации твоих амбиций. Это я и имел в виду, — он сделал паузу, Михаил курил молча, не перебивая. — Что касается выбора, то ты его знаешь. Я делал его ни единожды. И он по-прежнему однозначен.

Михаил кивнул. Петр не заметил этого, глядя на мыски своих туфель и монотонно продолжая.

— Мы имеем на это полное право, Мих, в том числе и моральное, если уж для тебя это так важно. И если ты не хочешь мараться, я организую все сам.

— Петь, — Михаил подождал, пока тот поднимет взгляд, — ты никогда не задумывался, почему я держу тебя рядом с собой?

— Нет. Никогда не искал причин нашей дружбы.

Михаил неожиданно улыбнулся: ему понравился этот выпад. Впрочем, улыбка была недолгой.