Живой роскошный ад

Мы отправились в путь вверх вдоль реки, по охотничьим и кочевым тропам, давным-давно проложенным колонистами и индейцами куапо – а потом явился Эрнандо де Сото с западными людьми, кровью, виски, порохом, сталью, отнял землю и присвоил себе. Я опирался на лопату, будто на огромный посох; да, меня утомила болезнь, и самогон с сигаретами, что я употреблял долгие годы, и война, и ранняя потеря – убийство – матери, и жара. И одиночество. Я не поспевал за Десро и его дочерью, чем немало его сердил.

Уставая, мулица (её звали Бесс в честь тётушки, которую Молли любила меньше остальных) кричала, жалуясь и требуя отдыха: если уж она решила остановиться, её было не сдвинуть с места ни лаской, ни побоями. Моё настроение в точности совпадало с её: стоило мне почувствовать, что дальше идти не смогу, как Бесс тут же начинала жаловаться.

На исходе первого дня, когда тени стали длиннее, мы сделали привал на берегу Уайт-Ривер. Молли удалилась в гущу старых деревьев охотиться из рогатки на белок, а я разделся догола и бросился в реку – смыть пот и липкую вонь болезни. Вода оказалась великолепно холодной, но скользкие, поросшие мхом камни под ногами были коварны, а течение на миг окатило меня с головой. Тогда я увидел сон об Инсулле и матери наяву: он хватал руками её плечи и горло, и на миг я стал един в трёх лицах – заблудший сын посреди реки, мать, которую топят, и он, удерживавший её под водой. Воды Уайт-Ривер несли меня вниз по течению, и мне вспомнилась дурацкая песенка из детства:

Ты и я вдвоём одно,
Пусть и ссоримся мы, но
Я и ты втроём одно.

Я пришёл в ужас и принялся барахтаться в ледяной воде, в поисках берега. Наконец оказавшись на земле, я был вынужден идти пешком к месту привала голым, словно новорожденный, пока обсыхал от воды. По дороге в сени деревьев я услышал шелест и остановился – то ли надо было во имя приличий закрыть руками член и яйца, то ли поднять руки, сжать их в кулаки и защищаться.

– Молли? Это ты? – окликнул я. Снова шелест; из подлеска вышло чёрное существо, расправило крылья и взлетело на деревце у берега. То был ворон, чёрный как уголь, с острым обсидиановым клювом, в котором извивалась маленькая зелёная змейка.

Взглянув на меня, птица одним махом заглотила змею, потом склонила голову, моргнула блестящими чёрными глазками и взлетела, издав крик. Её возглас был похож на какое-то слово – беги, беги?

Вернувшись, я оделся, упал на землю и пребывал в бессильном ступоре, пока Десро меня не разбудил уже после наступления тьмы: