Живой товар

Изнывающая девица, не дожидаясь разрешения, опрометью бросилась в туалет.

— Ты с ней спишь? — продолжал допрос Никонов.

Руслан нервно пожал плечами:

— А что, запрещено?

Кулак Никонова врезался ему в живот. Руслана переломило пополам. Скорчившись, он никак не мог найти позу, в которой ему будет легче дышать. В туалете заурчала вода. Девица благоразумно предпочитала не появляться Никонову на глаза.

— Она несовершеннолетняя, — отчеканил он. — Школьница. Знаешь, что за такие штучки полагается?

— Я думал, вы про Симону спрашиваете, — пробормотал Руслан, держась за живот. — Ей двадцать с чем-то. Взрослая.

— Симона? Это она? — Никонов указал подбородком в сторону туалета.

Руслан кивнул. Он был бледен и покрыт испариной. Было видно, что ему больно разговаривать.

— Как насчет Лоры?

Руслан отрицательно помотал головой и прохрипел:

— Никогда.

Никонов посмотрел на него и поверил.

— Откуда она тебе звонила? — спросил он. — Куда звала?

— На бульвар… за Оперным театром. Забыл, как называется.

— Пушкина, — подсказал Никонов.

— Пушкина. Она там сидела.

— Бульвар большой.

— Сейчас вспомню, — заторопился Руслан. — Ага! Лора сказала, что сидит рядом с цветочными киосками.

— Я проверю, — пообещал Никонов. — И не дай бог ты мне соврал.

— Нет! Клянусь!

Руслан молитвенно сложил руки перед собой. В туалете снова зашумела вода. Возможно, девицу постигло острое расстройство желудка.

— На всякий случай не прощаюсь, — сказал Никонов и покинул квартиру.

По пути на бульвар Пушкина он клял себя последними словами. Не уберег, не уберег дочь! Единственного человека, который ему был по-настоящему дорог. Только бы нашлась! Никонов будет с Лоры пылинки сдувать. Не нужно ему от нее ничего: ни послушания, ни помощи, ни хороших отметок. Лишь бы была. Такая, как есть. Найдись, Лора! Найдись, ладно?

Связь с ней по-прежнему отсутствовала. Никонову позвонил Северцев и трагическим шепотом напомнил, что через пять минут начинается оперативное совещание.

— Я работаю, — отрезал Никонов. — Проверяю след.

Он не собирался ставить коллег в известность о пропаже дочери. Тогда его могли бы отстранить от расследования похищений, поскольку он переходил в разряд лиц с предвзятым отношением к делу. Оборвав Северцева на полуслове, Никонов припарковался за перекрестком и направился к белым будочкам цветочниц, поставленным впритык. Цветы у всех были примерно одинаковые и по одной и той же цене, так что вопрос о конкуренции, которая, как известно, двигатель торговли, оставался открытым.

Из пяти продавщиц нашлась только одна, которая видела и запомнила молоденькую русоволосую девушку в белой блузке с открытыми плечами.

— Там сидела. — Женщина показала. — Я ее приметила, когда курила. Еще подумала, что, может, клиент подоспеет. Ну, кавалер. Явится на свидание и букет купит. Такое случается.

Никонов попытался вспомнить, когда в последний раз дарил жене и дочери цветы, и не сумел.

— Кавалер явился? — спросил он.

— А кем вы будете этой девушке? — насторожилась продавщица.

Никонов показал ей удостоверение. Она сделала значительное лицо, наморщила лоб и собрала губы трубочкой.

— Был один, — сказала она. — Черный.

— Брюнет? — уточнил Никонов.

— Не то чтобы, — сказала продавщица. — Просто черный. Весь. Негр. — Она оглянулась, как будто опасаясь, что ее привлекут к ответственности за неполиткорректное определение.

— Негр, — повторил Никонов. — Вы уверены?

— Что же, я их от наших не отличу?

Никонов кивнул. Вид у него был отсутствующий. Он вспомнил рассказ свидетельницы про гангстеров, похитивших ее племянницу. Теперь стало ясно, почему она решила, что они носили черные чулки на головах.

— Этот негр один был? — спросил он.

— Видела одного, — ответила продавщица. — Ко мне покупатель обратился, и я к себе зашла. А когда выглянула, их уже не было. Ни черного, ни девушки. Я еще подумала: «Ну и пара. Неужто она, такая хорошенькая, с ним?.. За деньги, что ли?»

— Свои предположения оставьте при себе, — отчеканил Никонов.

И покинул цветочницу, не поблагодарив ее за ценные сведения.

Глава тринадцатая

Руки Лоры были связаны не за спиной, а плотно прижаты к туловищу и примотаны прозрачным скотчем. Сначала он шелестел, когда она перекатывалась по полу фургона, потом перестал, потому что разгладился и прилип намертво.

Было невыносимо жарко. Лора задыхалась и обливалась потом. Воняло бензином, старой резиной и разогретым металлом. По всей видимости, фургон, в котором она лежала, оставили где-то на солнцепеке. Значит, сейчас день? Ах, если бы рот не был залеплен тем же скотчем, то тогда, возможно, Лоре удалось бы привлечь к себе внимание криками. До ее слуха доносился отдаленный уличный шум.

Упираясь пятками в колючий матерчатый пол, она развернулась так, чтобы доставать связанными ногами до стенки. Босоножек на ней не было. Колотить босыми ногами в борт было больно и бессмысленно. Спеленатая по рукам и ногам, Лора не имела возможности действовать в полную силу.