Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Между тем в начале года было объявлено о планах еще одной экранизации "Войны и мира". Восьмисерийный телесериал сериал собиралется снять американо-российская кинокомпания. В компании подчеркнули, что сериал будет сниматься с использованием всех последних достижений мирового кинематографа: компьютерной графики, новых звуковых решений, технологии изображения HD. Съемки планируется завершить в конце 2007 года. Снимать сериал будут в разных уголках России, а также в павильонах "Мосфильма". Сообщалось, что бюджет картины составит 60–80 млн долларов".

Поэтому тяжело мне говорить об экранизациях знаменитых романов. На Бондарчуков лаяться…

Между тем, с романами XX века штука интересная. Будь я академиком Фоменко, то рассуждал бы так: вот в летописях говорят о якобы двух романах. Оба романа написаны в XX веке, двумя писателями, каждого из которых много обвиняли в разных нечистоплотных поступках. Оба они получили за свой труд Нобелевские премии.

Очевидно, что это один и тот же писатель — такая постановка вопроса снимает массу проблем. Да, удовлетворены поклонники конспирологической версии о том, что не Шолохов написал "Тихий Дон" — естественно, его написал Пастернак. Потому что Пастернак — это Шолохов, а Шолохов — Пастернак. Для людей, ушибленных Пелевиным, специально объясняю: "Шолохов обрамляет Пастернака и служит для него чем-то вроде изысканного футляра, а Пастернак вдыхает в Шолохова жизненную силу и не дает ему усохнуть. Шолохов — это Пастернак тела, а Пастернак — это Шолохов духа. На стыке этих понятий возникает вся современная культура, которая является диалектическим единством шолоховского ПастернакА (ну и наоборот).

Понятно, так же, что будут удовлетворены и любители Пастернака, а равно как и те, кто недолюбливал Бориса Леонидовича за антисоветскую деятельность. Их примирит с писателем то, что в молодости он комиссарствовал, организовал партизанский отряд под Пермью, и по продовольственному делу налютовал крепко.

Пастернак действительно отказался от Нобелевской премии в пользу Михаила Шолохова, не мог же он раздвоиться в Стокгольме. Печальна судьба шведской премии, но гораздо печальнее судьба молодого казака, что Пастернак выписал из своей станицы, для того, чтобы тот написал стихи для получившего премию романа (там много песен и стихи в приложении). Молодой человек, не привыкший к столичной жизни начал пить, ухлёстывать за девушками и непозволительно близко сошёлся с иностранцами. В итоге он стал утверждать, что роман сочинён вовсе не Пастернаком, а его ровесником Михалом Шолоховым, рукопись была похищена, и проч., и проч.

Ну, понятно, что молодого человека сослали обратно — в станицу Норенскую, где он жевал сало по углам, да пил горькую. Я думаю, что это совершенно справедливо — нечего разевать рот на Нобелевскую премию, тем более — чужую.

Извините, если кого обидел.

11 ноября 2006

История про свежего Пелевина

Ну, я тоже прочитал Пелевина. Гляди, Коко, это же свежий Пушкин, и все дела.

Меня удивляло то, что обнаружилось большое количество моих знакомых, что говорило "Фу! Какая гадость, вот ужас-то!".

Ну, может, кому и ужас — а так, по моему, ничего страшного.

Причём совершенно непонятно, отчего этот пелевинский текст хуже, чем три предыдущих. Более того, он как раз отточен в смысле содержания и приёмов, что употребляет автор.

И вот почему: Пелевин давно перестал быть писателем в обычном, традиционном смысле. Это я говорю безо всякой мистики — Пелевин стал глянцевым беллетристом.

То есть, технология его романов совершенно замечательная — берётся актуальная тема (в этом случае — вампиры, про которых ленивый только не писал), и примитивный сюжет (это даже не сюжет, это такие бесконечные разговоры о сущем, вроде бесед Гостинника и Морехода в классической утопии: "А как питаются на этом острове?" — "А на этом острове питаются так-то и так-то, и одевают специальные одежды для трапезы".

Так описывали быт Телемской обители и массу других сообществ), так вот эти разговоры оснащаются абсолютно понятными метафорами.

Причём именно эти метафоры и будут повторять своим друзьям прочитавшие такой усреднённый пелевинский роман.