Сверхъестественное в быту — никакое это не достаточное условие, и даже не необходимое. На нашей почве каламбурная история чуть не была реализована Ильфом и Петровым, у которых есть наброски к большому тексту о захвате Одессы римскими легионерами.
Самое интересное, что у Ильфа с Петровым не получилось бы написать этот роман, и дело не в цензуре. В этих набросках легионеров распинают, на Решельевской горы трупов, и т. д. Это не срослось бы со прыгучим весельем знаменитых романов — где, кажется один мёртвый герой (не считая умирающей родственницы Воробьянинова) — Паниковский. Даже Великого Комбинатора пришлось оживить. Так начинают работать законы жанра.
Так что приход дьявола или римлянина в коммуналку не упрощает задачу писателя, а её жутко усложняет. Если напустить упырей и леших в сюжет, то никакой выгоды из того, чтобы прикинуться сатириком не выйдет — слишком много крепких профессионалов развозили жидкий грунт на этой танцплощадке.
А без неизвестного чуда получится лишь унылое коммунальное говно.
История про cunt
Я (как и все) присутствовал при взлёте "Камеди клаб". Эти сноровистые ребята обставили Петросяна, потому что Петросян не мог произнести слово "жопа" со сцены (а всё намекал на него, как-то бросал глаза вверх, и стеснялся). Сразу было понятно, чо это для него неразрешимая проблема. Ну, а его наследники были вполне раскрепощены, и — понеслось.
Сейчас, по-моему, эта компания уже поднадоела — потому что всякое слово, даже такое ёмкое, как жопа — должно быть к месту.
Переусердствуешь — и все решат, что механический органчик внутри заело, и неспешно двинутся вдоль иных игровых автоматов.
Так вот emmanuelle_cunt
мне развеселил — и потому, что emmanuelle, и потому что cunt. Кант круче жопы, раритетнее — жопа есть у всех, а это(а) — нет.Я, кстати, знаю хорошую историю про Эмануила Канта.
Мне рассказывали, как в сорок пятом, после взятия Кёнигсберга один офицер написал на стене собора, у которой похоронен Кант: "Теперь ты понял, что мир материален?".
Мне нравится в этой истории не спорное утверждение, а сама идея. Домысливая лучшее (действительность, увы, совсем не так красива), я начинаю представлять, как этот офицер, наверное, ушёл на войну со студенческой скамьи, и ему успели настучать по голове истматом и диаматом. Потом у него убивали друзей, и жизнь его самого была не сахар.
И вот он закончил войну, и вместо того, чтобы написать на стене какого-нибудь местного рейхстага короткое слово "хуй" или "Дошли!", вступил в диалог с философом. Не было панибратства, и офицер не злился, он просто как диссертант, указал на аргументы, дымившиеся вокруг. У Канта было своё право, и у этого офицера — своё. Хотя честно говоря — усилия, что привели этого русского к стене кёнигсбергского собора были вполне сверхъестественными.
История про август
Ну, типа, началось. Надо жить осторожно, осматриваясь и оглядываясь, будто ступая по тонкому краю.
Август начался — время держаться за деньги в чулке, проверять локтем наличие близких — двигаться тихо, но в гору, без паники, но осторожно, не каркая, но с широко открытыми глазами.
История про Высоцкую