Живой Журнал. Публикации 2009

Это будет история о пиве, и началась она с того, что мне позвонила одноклассница и спросила сурово:

— Ты в пиве понимаешь?

Я, натурально, отвечаю:

— Через полтора часа буду свободен.

А она говорит, с заинтересованной такой интонацией:

— Лучше заезжай к нам, мы опрос проводим.

Я и приехал. Мне насторожиться б от того, что она пообещала, что за участие дадут мне "немного пива", но я, дурак, зачарованный её сладким голосом, приехал.

Ну, вот проводят меня в комнату, сажают за стол, а на столе, а на столе две пустые (!) бутылки. Одна из-под "Балтики" № 3, а другая — из-под "Золотой бочки". То есть, то пиво, по поводу которого опрос проводят. Начинают задавать разные вопросы — тип-того, сколько пива пью, какое. Я, не будь дурак, отвечаю (правильно причём отвечаю, о хорошем пиве говорю), но барышня (уже другая, мне незнакомая) всё переводит стрелки на "Золотую бочку" и спрашивает: "Если бы это пиво было человеком (!), то какой бы эпитет вы к нему подобрали — добрый, старый друг, весёлый или взбалмошный?".

Что-то думаю, не то. Кажется, думаю, надо мной издеваются.

А барышни всё продолжают спрашивать:

— А доверяете вы этой бутылке? А сколько бы раз хотели её увидеть?

И, несмотря на то, что я доходчиво объясняю, что на пустые бутылки вообще никогда не смотрю и стараюсь встречаться с ними, с пустыми бутылками, как можно реже, и даже не вынимаю их из мусорных баков… Всё без толку.

Потихоньку я начинаю ненавидеть психоанализ, всю фрейдовщину, ядовитые миазмы НЛП и вкупе с ними — все социологические вопросы вместе взятые.

В результате, после того, как полчаса моей молодой цветущей жизни были потеряны, барышня достала из-под стола и с гордым видом вручила мне маленькую жестяную банку "Очаковского".

И я поплёлся домой, потому что одноклассница уже уехала к своему возлюбленному.

Впрочем, у этой истории было продолжение.

Другая моя знакомая начала жаловаться, что её заказчик желает, чтобы ему сделали этикетку для водки (она художник-дизайнер). И говорит эта знакомая:

— Ещё этот дурень хочет, чтобы я её сначала переделала. Но где ж это видано, чтобы у водки, отпускная цена которой 48 руб., была поганая этикетка? А коньяком я поинтересуюсь…

Но тут, чтобы пресечь разговор о коньяке, я ей предлагаю:

— Сделай портрет Менделеева. А на заднем лейбле — Периодическую систему. Дескать: "В нашей водке — вся периодическая система! И всего за 48 рупчиков!"…

Нарасхват, говорю, пойдёт.

Но почему-то барышня обиделась и сказала, что мне бы всё пиво пить. Напрасно она это сказала. Пришлось пойти на праздник пива — и этим эпизодом история о пиве размыкается. Теперь она включает в себя сонного Лодочника, разболтавшегося Пусика и Гамулина. Особенно был хорош кинематографический человек Гамулин, который пиво пил, но пил брезгливо, морщился и говорил, что, дескать, водка — другое дело.

Его не слушали, и скоро Пусик вдруг повернулся ко мне и говорит:

— Смотри — воробей! Его поймать легко. Сейчас поймаем.

И посмотрел так недобро, что я понял, что если сейчас откажусь ловить воробья (а мы уже изрядно пива напробовались), то стану его злейшим врагом.

Пришлось идти ловить.

Но только я растопырил руки, как, откуда ни возьмись, возник передо мной человек, сам похожий на воробья. Он заглянул мне в глаза и произнёс:

— Вы не хотите поучаствовать в социологическом опросе и получить немного пива?.. А!.. Что вы со мной делаете?!

лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки

Извините, если кого обидел.

05 октября 2009

История из старых запасов: "Слово о чтении стихов"

Приятель мой Хомяк как-то выучил три фрагмента из стихов популярного поэта Бродского. Собственно, это были именно фрагменты, а не маленькие стихотворения.

Пользовался он ими так — первый Хомяк декламировал в тот момент, когда вместе с девушкой, что набился провожать, выходил из чужого дома. Второй он читал, выйдя вместе с девушкой на её станции метро. Черёд третьего приходил у подъезда барышни. Сражённая его духовностью, она понимала, что настала пора чашки кофе и прочих неизбежных ночных приключений.

Есть и у меня такая история.

Первый раз я испытал это состояние давно, в прошлой, кажется, жизни, когда на спор с самим собой выучил наизусть "Евгения Онегина". Некоторое время спустя после этого эпохального события я возвращался из Пскова и ехал в одном купе с девушками-рижанками. Дело в том, что это были именно девушки-рижанки, что значило тогда — "заграничные девушки". В том, что на самом деле существуют какие-нибудь парижанки можно было усомниться, а вот существование рижанок определённо проверялось. Это придавало особый смысл акценту и внешности.

Была уже ночь, часа два ночи, я думаю.

Мы давно болтали о каких-то пустяках, а одна из моих попутчиц, худенькая девочка с длинными прямыми волосами, уже привалилась к моему плечу.

Чтобы закрепить свой успех, я начал читать стихи. Надо сказать, что в ту пору я самозабвенно, как тетерев на току, читал стихи по поводу и без повода. Но тут повод, определённо, был.