Живой Журнал. Публикации 2009

— Видишь ли, когда на нас летит два-три крыла Б-52, поставивших активные и пассивные помехи, тебе надо хоть как-то очистить экран.

И это меня сразу насторожило.

лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки

Извините, если кого обидел.

17 октября 2009

История из старых запасов: "Слово об эльфах"

…Наклонившись ко мне, эти эльфы шептали тревожно:

— Ты пойми, пойми: есть умняк эльфийский, и есть эльфийская попса…

Запели они потом свои эльфийские песни и комната превратилась в табор махновцев — потому что мелодии были узнаваемыми, атаманы, казаки и парубки были в них замещены эльфами, а лесной олень по какому-то хотенью — назгулом.

Один из них, впрочем, с уважением посмотрел на меня и, осмотрев, одобрил:

— Ты — Человек Травы.

Он ждал реакции, а реакции не было. Я в этот момент думал совсем о другом. Собеседник мой, не дождавшись моего ответного вопроса, решил ответить на него сам.

— Ты Человек Травы, потому что всюду возишь с собой китайский фарфор и суёшь в него зелёную траву пополам с кипятком. Ещё ты возишь с собой европейское дерево, суёшь в него коричневую и жёлтую траву и жжёшь ей внутри этого дерева. Ты Человек Травы, потому что у тебя нет лица, и зимой я обычно тебя не вижу, и никто не сеял тебя среди нас, но ты укоренился между нами. Ладно, иди, пока я не начал о тебе думать иначе.

Я покрутил головой и вышел вон, в сырую подмосковную зиму. Был туманный рассвет, за рекой бился в истерике колокол, и там было водосвятие, молебен. Бедноватая, но красивая церковь торчала из берега, как сук из ствола.

Наверное, надо было скинуть штаны и ступить в застывшую воду реки, но я медлил. Посмотрев под ноги, я обнаружил, что из-под снега торчат острые зубья зелёной травы.

И это меня сразу насторожило.

лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки

Извините, если кого обидел.

18 октября 2009

История из старых запасов: "Слово об экспатах"

На охоту поехало шесть человек, а вернулось-то только четыре.

Двое-то не вернулись.

Даниил Хармс. "Охотники".

Мы пошли в зимний поход с экспатами.

Экспаты — были людьми странной зарубежной национальности, что не имеют постоянного пристанища и живут в московских офисах.

В метро, прежде экспатов, я увидел Жида Ваську в дурацкой шапочке и Хомяка в белоснежном пушистом ватнике. Мы сочли запасы — у меня была большая армейская фляжка, Васька припас бутылку, заткнутую газетой, а Хомяк прикупил изысканную настойку одеколона на фуа-гра в изящном флакончике.

— Зря ты оделся в белое, — сказал я, когда мы сняли пробу.

— Ничего, — ответил Хомяк. — Белый цвет, кстати, известный символ траура.

Он вообще у нас жутко догадливый. Правда, одна канадская старуха смекнула что к чему, и отказалась идти в лес. Она потопталась у платформы, да и уехала обратно — спаслась, одним словом.

Вскоре южный кореец, который руководил путешествием, поскользнулся и стукнулся головой о какой-то металлический швеллер, которые у нас обычно торчат на обочинах лесных тропинок. Он залился кровью, и две американки бросились промокать её гигиеническими прокладками. Южного Корейца перевязали, и он стал похож на Корейца Северного, пострадавшего в боях на 38-ой параллели.

Интереснее всего, что Кореец от всего этого повредился внутренностью своей головы, и пошёл по лесу зигзагами, постоянно меняя направление. Время от времени он ложился на снег и смотрел в холодное московское небо, а потом опять рыскал по лесу как заяц.

Нам-то было всё равно — мы смотрели на хмурый лес и чёрные ветки кустарника. Экспаты в ярких куртках были похожи на кисть рябины в этой белизне.

Потом сломал ногу наш француз. Он свалился в овраг, и был теперь похож на карася в сметане, которого один романист сравнил с дохлыми наполеоновскими кирасирами образца 1812 года.

Я философски сказал, что французам редко везло под Москвой. Хомяк и Жид Васька со мной согласились, и мы выпили — я из фляжки, Васька из бутылки, а Хомяк из изящного флакончика. Мы решили, что француз замёрзнет достаточно быстро, и мучения его сами собой прекратятся.

Лес был чудесен — снег лежал на еловых лапах, им была укутана каждая веточка, и сама Россия, казалось, проступала в этом зимнем великолепии.

Внезапно мы зашли в болото. В болоте тут же утонул наш австралиец.

Мы начали смотреть, как он пускает пузыри и гонит волну. Австралиец смешно шевелил лапами — как кенгуру. Надо сказать, что он изрядно испортил вид заболоченной поляны — девственно чистый снег обезобразился чёрной полыньёй, и повсюду летели грязные брызги.

Мы отвернулись и выпили — я из своей фляжки, Васька из бутылки, а Хомяк из изящного флакончика.

Южный кореец окончательно куда-то потерялся, и мы побрели по снежной целине в арьергарде поредевшей колонны экспатов.