Живой Журнал. Публикации 2009

Альбомы в плюше, с золотыми замочками. Девушки в блузках, высоких ботинках на шнуровке, со странными прическами и странными шляпками. Кавалеры в мундирах, с ярлычками орденов…

Что-то есть странное в отсутствии ракурса в этих снимках, в вечном фасе серьезных лиц. Даже собаки сидят офицерами.

А за альбомами — толстый журнал с непонятными подписями, глянцевой обложкой, под которой спрятался Синявский, подпирающий гроб Пастернака, Бродский, зажавший ладонью рот — над мёртвой Ахматовой.

Но душу мою тревожит рассматривание и других, совсем нехудожественных снимков. На крашеных полах стоят женихи с невестами — одни постарше, другие помоложе. Сейчас уже перестали выставлять вперёд руку с часами, сообщая точное время работы фотографа.

Бездомные фотографии, покинутые фотографии. Деревенские снимки — их я видел в брошенных поселках на Севере. Впрочем, их полно и в Центральной России, там где кончились будни и праздники, где всё мертво и пустынно.

Там фотографии переворачивает ветер, а лица на них повторяются, повторяются фигуры — в пиджаках, платьях, военной форме, военной форме и снова в пиджаках.

Это те бумажные портреты, про которые писал Астафьев: "Смотрю, иногда улыбнусь, вспоминая, а смеяться и тем паче насмехаться над деревенскими фотографиями не могу, как бы они порой нелепы ни были. Пусть напыщенный солдат или унтер снят у кокетливой тумбочки, в ремнях, в начищенных сапогах — всего больше их и красуется на стенах русских изб, потому как в солдатах только и можно было раньше "сняться" на карточку; пусть мои тетки и дядья красуются в фанерном автомобиле, одна тетка в шляпе вроде вороньего гнезда, дядя в кожаном шлеме, севшем на глаза; пусть казак, точнее, мой братишка Кеша, высунувший голову в дыру на материи, изображает казака с газырями и кинжалом; пусть люди с гармошками, балалайками, гитарами, с часами, высунутыми напоказ из-под рукава, и другими предметами, демонстрирующими достаток в доме, таращатся с фотографий. Я всё равно не смеюсь".

В городах фотографии другие. Дедушки, протянувшие руки к своим внукам, те, застывшие на подворачивающихся ножках, школьные стриженые головки, белая рубашка с тёмной кляксой пионерского галстука, размытые туристические свидетельства с наползающим носом байдарки.

В моём шкафу лежит коробка с сотнями метров ничейных старых плёнок. Но на них — мой отец, мать, я сам. Какие-то дома, стоящие, наверное, и поныне — в разных городах, и уже умершие дома. Выловленные рыбы. Кот, собака — чужая случайная живность. Там сотни лиц, и никто уже не узнает, кто они.

Это любительская история. В ней появился профиль и анфас, но главное там — стол. Люди, вошедшие в неё, эту историю, как правило, сидят за столами. Рюмка в руке, наколот грибок…

Нет, снимались и у случайных подъездов, загсов, институтских дверей.

Но за столом — непременно. Частные фотографии — всегда застольные.

Застолье, отдушина буден, застолье-праздник.

Они как бы говорят вечности — да, жевали и пили, а значит — жили. Возвышенности салатов, пики бутылок и тарелочные равнины удостоверяют это, становятся главным пейзажем.

Серебра, впрочем, нет.

В этой сервировке его не предусмотрено.

Всё это — русский народ. История стучит ему в лоб молотком, не три года подряд, а во все будни и праздники без разбору. А за какие грехи — он и сам не знает.

лучший подарок автору — указание на замеченные ошибки и опечатки

Извините, если кого обидел.

24 ноября 2009

История про конец осени

Эко! Гляди-ка, фантасты навёрстывают осень, движуха!..

Извините, если кого обидел.

24 ноября 2009

История из старых запасов: "Слово о сакральной карте"

Был я в странном месте, где шли бесконечные заседания, и все докладчики начинали речь со слов "Мне кажется…"

Так вот, в конференц-зале здания, где я провёл несколько дней, обнаружил я большую карта, которая называлась "Религии N-ского федерального округа". Это была знатная карта, можно было даже без натяжки сказать, что это была сакральная карта.

Я остановился зачарованный и, опоздав всюду, застрял, разглядывая разноцветные пятна и значки.

Список религий потряс меня — я ощутил собственное невежество.

Оказалось, что собственными значками обладают ортодоксальные иудаисты (контур шестиконечной звезды) и иудаисты-хасиды (звезда закрашенная). Старообрядцев оказалось десять разновидностей, и каждая имела условный значок, похожий на косой андреевский крест.

Не говоря уж о множестве значков мусульманских фракций, включая пограничную фазу крещенов…

Чёрный треугольник вершиной вниз достался обществу Сознания Кришны, а треугольник остриём вверх — коммуне синьясинов Раджиши. Вместе они образовывали песочные часы, в которых Кришна перетекал в Раджиши. Пестрели по карте пятиконечные звёзды молокан и субботников, лучи множились, да так, что мунистам достался маленький ёжик.