У бадьи металлические ушки крепятся не к клёпкам, а к обручам. Бадья тяжела и неподъёмна, место её у воды, закованной в сруб. Квашня, вместилище будущего хлеба, зверь с дубовой кожей, прихлопнутый круглым квашенником, а к ней, в гости к опаре лезут хлебные вёсла — весёлка и мутовка — длинные палки с сучками на конце. Лохани, что были на Руси повсюду, как берёзы, топтались ножками под низкими бортами…
Деревянная посуда не мгновенное туристическое чудесное чудо, не появление бондарного дива из супермаркета. И приобщиться к нему — тайна тайная, изготовление настоящей бочки — не сборка офисного стула по прилагающейся при покупке инструкции.
Это салтанова дверь в этот мир.
История из старых запасов: "Слово об использовании мёртвых деревьев"
Однажды Пиноккио купил карту звёздного неба южного полушария и пошёл по этой карте в какое-то место. Вернулся он через два года седенький, с отломанным носом.
Тогда Буратино взял ту самую карту, пошёл по ней в то же самое место и вернулся через пятнадцать минут со словом "Жопа", нацарапанным гвоздём на спине, и со связкой бубликов на шее.
— Штихели бывают разные, — бормотал нетрезвый герой известного фильма "Покровские ворота" — для тонких работ употребляется спецштихель, а…
Впрочем, этот персонаж имел дело больше с металлом, а вернее был универсальным специалистом. Штихель же, инструмент для гравирования, тонкий стальной стержень, срезанный под углом и заточенный, употребляется и для обработки дерева.
И это начало разговора про дерево, что перестало расти, разговор про царство спиленной охристой сосны и светлой ели, про красно-вишнёвую тяжёлую лиственницу, лёгкую пихту, что не имеет запаха, и про кедр, чья жёлто-розовая мякоть имеет запах ореха. Это белая мякоть берёзы. Это светло-бурая в ядре древесина ясеня. Это просто дерево, то, что перестало расти. Мы поселились в наших норах в окружении мёртвых деревьев.
Давно мы привыкли к кладбищам на площадях и в храмах, мы несём мёртвым Яйцо и Водку, наши пороки давно стали пороками деревянных человечков.
Поэтому в незапамятные времена мы придумали науку дереводелания — это опись дерева и опись орудий, включающая в себя пресловутые штихели. Многих отучили от этой науки, заставив выпиливать лобзиком профиль Пушкина из гнилой фанеры. Пионерский галстук был засыпан опилками, тонкая струна — натянута и раскалена и жгла пальцы до волдырей.
Деревянный Пушкин не ожил. Производство антропоморфных дендромутантов — сложная штука. История Буратино, соснового, pinna-ового человечка, это подтверждает.
В одной из книг по деревянным наукам есть совет для коллеги с итальянским именем Карло: "Резчик совершит ошибку, когда, подогреваемый творческим желанием, тотчас возьмётся за дерево с намерением сделать портрет… Это почти всегда приводит к печальным результатам — разочарованию. Опытный скульптор не станет сразу вырезать в дереве портрет, хотя бы потому, что никакой портрет нельзя выполнить без постоянных поисков, коррекций и исправлений, а в дереве это сделать невозможно".
Но помимо деревянных людей в этой науке есть разделы крылечек и диссертации по балконам, институты русских изб и факультеты веранд, есть мистически звучащие причелины и подзоры. Причелина, кстати, есть доска, обычно резная, защищающая от влаги торцы подкровельных слег, а подзор — нижняя, самая маленькая часть оконного переплёта в избах. Есть инкрустация и маркетри, что не одно и то же. Фактически, эта книга есть опись работ по дереву, исключающая только строительство опалубки для бетонных фундаментов.
Дело в том, что на изломе тысячелетия специальные навыки превратились в тайные обряды, справочники и учебники по бортничеству и парусному делу стали напоминать художественную прозу. Словари с перечислением терминов похожи на сборники магических заклинаний. Кастанеда отдыхает на профессиональных методах обращения с деревом. Куда пейоту до квебрахо — тяжёлой и твёрдой древесины из Южной Америки, которая тонет в воде. И которую не жрут жучки и прочая членистоногая нечисть. Именно её использовал загадочный и странный скульптор Эрзя.
Способы зажима склеенного кольца при изготовлении деревянной цепочки захватывают более, чем тексты унылых заклинаний, пришедших из фентези вторичного разлива. А построение вершин звёздчатого кристалла на поверхности шара (рисунок прилагается) не менее занимательно, чем построения космогонии.