Я, впрочем, и без него знал, что все хорошие путешественники были хорошими рисовальщиками. Так повелось ещё с тех пор, когда не существовало фотографии, и рисунок в путевом журнале был одним из главных свидетельств о том, как устроен мир за горизонтом. В больших экспедициях и вовсе по штату полагался художник — для зарисовывания окружающего пространства, обжитого или нет — не важно.
Но это что — зарисовывание слова иногда даёт удивительные результаты — у Архитектора был, к примеру, удивительный рисунок с разъяснениями. На нём была изображена Наташа Ростова, приготовившаяся взлететь — и Архитектор, стедуя тексту Толстого, старательно и внимательно, будто составляя главу для анатомического атласа "Человек летающий", зафиксировал позы и объяснял на полях стремительным почерком, как и на что это похоже.
История нынешнего дня
Как там тень-то? Видел, али нет? Волнуюс.
История про приход и уход (XXV)
Мы въехали в Астапово, как больной на своей каталке в операционную — полные тревожных ожиданий.
Тут всё просто — если станешь шаг за шагом повторять чужой смертный путь, то немудрено самим отдать в итоге концы. Впрочем, въехали на самом деле в посёлок Лев Толстой, центр Левтолстовского района.
Писали название по-разному, то вместе, то слитно, а то и через дефис.
Был поздний вечер и мы, устроившись в старой гостинице, сразу повались спать.
Толстого сняли с поезда в 6.35 и отвели в домик начальника станции.
Об этом пишет Олеша: "Начальника станции, в комнате и на постели которого умер Лев Толстой, звали — Озолин. Он после того, что случилось, стал толстовцем, потом застрелился. Какая поразительная судьба! Представьте себе, вы спокойно живете в своем доме, в кругу семьи, заняты своим делом, не готовитесь ни к каким особенным событиям, и вдруг в один прекрасный день к вам ни с того ни с сего входит Лев Толстой, с палкой, в армяке, — входит автор "Войны и мира", ложится на вашу кровать и через несколько дней умирает на ней. Есть от чего сбиться с пути и застрелиться".
Впрочем, про Озолина говорили и другое — что он кончил свои дни в больнице для душевнобольных. Через год после того, как в его доме умер Толстой, с Озолиным случился инсульт, он три месяца пролежал в Пироговской больнице, оставил службу и уехал в Саратов. Другие биографы замечают, что Озолин в начале 1913 года умер там в своей квартире. Легенды мутны и неточны, и их детальное рассмотрение ни к чему хорошему не приводит.
Толстой был бог. И довольно много людей относились к этому без удивления. Их удивляло, наоборот, что людям этого не ясно.
Вот если к тебе приносят истекающего кровью Христа, и апостол попросит тебя не мешаться под ногами — что ты ответишь? Я — начальник станции, скажешь?
Бывают, конечно, попытки — вот Маковецкий вспоминал, что Озолин — латыш, его жена — саратовская немка. Я просил начальника станции взять отпуск и перебраться с семьей куда-нибудь. Нужен воздух, тишина, место для нас, ходящих за Л. Н. Но ему, и особенно его жене это показалось до того неожиданным; покрутила головой: это невозможно".
Жена — другое дело. Жёны всегда сомневаются в человеке, которого внесли в дом, разрушая хрупкое благополучие. Они чутки к будущему.
Толстой умирал.
Жизнь была устроена жестоко и мудро.
Когда мы с Директором Музея вышли курить, то увидели, что на другой стороне стоит что-то чёрное.
Рядом стоял паровоз, в который можно было залезть
На следующий день, я к совершенному изумлению, обнаружил в посёлке Лев Толстой Красную площадь.
Это была настоящая Красная площадь, с красной зубчатой стеной. В эту стену были даже вмурованы какие-то таблички.
На месте Мавзолея стоял зелёный танк "Иосиф Сталин — 3".
Сказать, что астаповская Красная площадь меня поразила — ничего не сказать.
Да и остальные сооружения этого города меня поразили. Рядом с химерической Красной площадью находилось кафе "Софья".
Ну, конечно, Софья — как же ещё.
История про приход и уход (XXVI)