Второй — будто призыв следовать за лидером. Он прекрасен для взбунтовавшейся редакции, что желает покинуть издателя и уже основала новый журнал: верёд, читатель, за нами, нам предстоит путешествие через расступившееся море, через пустыню, полную манной каши.
Наш случай — третий. Человек удаляется в кабинет задумчивости, будто ожидая оклика: «Нет-нет, останься. Нет, как же мы без тебя».
Этот жанр был хорошо реализован в 1565 году «3 Генваря вручили Митрополиту Иоаннову грамоту, присланную с чиновником Константином Поливановым. Государь описывал в ней все мятежи, неустройства, беззакония Боярского правления во время его малолетства; доказывал, что и Вельможи и приказные люди расхищали тогда казну, земли, поместья Государевы: радели о своем богатстве, забывая отечество; что сей дух в них не изменился; что они не перестают злодействовать: Воеводы не хотят быть защитниками Христиан, удаляются от службы, дают Хану, Литве, Немцам терзать Россию; а если Государь, движимый правосудием, объявляет гнев недостойным Боярам и чиновникам, то Митрополит и Духовенство вступаются за виновных, грубят, стужают ему. "Вследствие чего, — писал Иоанн, — не хотя терпеть ваших измен, мы от великой жалости сердца оставили Государство и поехали, куда Бог укажет нам путь».
…столица была в неописанном смятении. Все дела пресеклись; суды, Приказы, лавки, караульни опустели».
Заканчивается это известно как: «Но, — продолжал Царь, — для отца моего Митрополита Афанасия, для вас, богомольцев наших, Архиепископов и Епископов, соглашаюсь паки взять свои Государства; а на каких условиях, вы узнаете».
Но в прощании Гришковца, «Прощай ЖЖизнь! Спасибо и прощайте френды!», кстати есть привкус прощаний другого вполне литературного героя: «Он уже сам не понимал, о чем думал, и не знал, думал ли он о чем-нибудь вообще. В голове у него почему-то всё время вертелись слова песенки, которую он слышал когда-то: «Прощай, любимая береза! Прощай, дорогая со-сна!»… От этих слов ему стало как-то обидно и грустно до слез.
Незнайка между тем нажал кнопку у второй двери. Дверь так же бесшумно открылась. Не-знайка решительно шагнул в неё. Пончик машинально шагнул за ним.
— Прощай, любимая береза! — угрюмо пробормотал он. — Вот тебе и весь сказ!»…
История про гипноз
А вот вопрос: если где нибудь (или в голове у кого-то из моих читателей-специалистов) сконцентрированное изложение современных взглядов на гипноз? То есть, как современная наука объясняет воздействие одного человека на другого, договорились ли о стадиях торможения, как отделяют собственно гипноз от каких-то иных способов сужения сознания?
Как там вообще-то.
Правда, я сразу оговорюсь — я людей, которым задаю такие вопросы, уважаю, и лежащие на поверхности Сети справочные тексты посмотрел.
История про рисунки на полях
Отчего-то на полях сначала тетрадей, а потом рукописей я постоянно рисовал самолеты. Чаще даже — шасси. Носовую стойку, в фас и в профиль. Иногда — кусок крыла, остекление кабины. К чему всё это?
Простор для психоанализа — что-то, подталкивающее к простым и неправильным выводам.
История про покойников
Нехорошо говорить о покойниках плохо, но, бесспорно, нехорошо говорить плохо лишь о недавних покойниках.
История про ответы на вопросы
Спрашивать здесь: http://www.formspring.me/berezin
— Пирожки или расстегаи? (Вопрос серьёзный, осуждений не бойтесь)
— А какие тут могут быть осуждения? Ведь расстегаи — частный случай пирожков, у них просто душа нараспашку.
Можно обсуждать любовь одним к расстегаям против любви других к кулебякам. Я вот и те и другие люблю, только расстегаи — это лёгкая кавалерия, жизнь их коротка, век недолог — раз-раз, с уланской атакой на вражеские танки.
А вот кулебяки — сухопутные дредноуты с прочной многослойной бронёй, это стимпанковская крепость на гусеничном ходу, царство огня и пара.
Но если приличный расстегай сейчас ещё найдёшь, то хорошая кулебяка редка — они, по большей части пересушены.
— Вы читали "Дневники Зевса" Мориса Дрюона? Что думаете о книге?
— Честно говоря — нет, не читал (И тут хорошо бы закончить ответ, но я объясню свои мотивы). Дело в том, что с детства мне кажется, что Дрюон — довольно скучный писатель. Это, да ещё и наложенное на тему (с которой мало кто справлялся, вообще-то), и сделало дело. Вот что я думаю об этой книге.
— А Курильские острова — чьи-всё таки?
— …где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь.