Читаем Живой Журнал. Публикации 2012 полностью

Живой Журнал. Публикации 2012

Несмотря на ордена и Государственную премию, наиболее известные книги Шкловского оставались под гласным и негласным запретом. В списках цензуры, в частности значится: «528. Сентиментальное путешествие: Воспоминания 1917–1922 гг. — М.; Берлин: Геликон, 1923. — 391 с.

Список № 5 (Таллиннский список.1945 г.). Возвр.: Приказ № 197. 13.02.1958. ВП-1960.

Книга включает две части: “Революция и фронт” и “Письменный стол”. Цензурные претензии (помимо факта совместного советско-эмигрантского издания) вызвала первая часть: сцены расстрела рабочих в Петрограде, протестовавших против разгона Учредительного собрания в январе 1918 г., эксцессы “красного террора” (“каждого убивали на месте”), самосудов толпы и т. д.; помимо того, упомянут Федор Раскольников. Значительное внимание уделено издательству “Всемирная литература”, созданному в 1918 г. в Петрограде А.М.Горьким, и его сотрудникам, в частности, Блоку и Гумилеву. О расстреле Гумилева и смерти Блока, пришедшихся на август 1921 г., Шкловский пишет так: “Умер Гумилев спокойно (! — А.Б.). Блок умер тяжелей, чем Гумилев, он умер от отчаяния”, призывая затем: “Граждане, бросьте убивать! Уже люди не боятся смерти! Уже есть привычки и способы, как сообщать жене о смерти мужа” (с.336).

529. Ход коня: Сборник статей. — М.; Берлин, Геликон, 1923. — 206 с.

Список № 4. М., 1950. Св. список — 1961. Св. список — 73. Возвр. — ВП-1991.

Сборник эссе на различные темы литературы и искусства. Среди персонажей — Адриан Пиотровский, Вс. Мейерхольд, Сергей Радлов, Юрий Анненков».[28]

Возвращаясь к правке и перемене смысла при ней, то есть, предательстве изначального текста, лучше завершить рассуждение цитатой из самого Шкловского:

«Когда-то я по заказу написал статью для «Правды». Критик Лежнев[29] (ныне покойный), который ведал отделом литературы и искусства, статью очень похвалил и при мне начал править. Долго правил. Перечёл и сказал: «Так. Теперь получилось говно. Но это еще не то говно, которое нам нужно». И продолжал править».

19 мая 2012

История про то, что два раза не вставать

Б. Эйхенбауму

Дорогой Борис

Чернила сохнут, как язык в гортани.

Бедный тритон. Ну что, дорогой, жаба сейчас почти эпидемия. Она бывает и у сорокалетних, и если первый припадок миновал, и с [жабой (?)] живут. С чем мы не живём. <…>

Я пока здоров как 55-летний Онегин. Скоро приеду в Ленинград с рукописями. Деньги приходят и уходят — уходят охотно, приходят — сопротивляясь.

Живу. Живу. Опояз давно стал пунктиром.

Нас мало и тех нет.

Банка с нитроглицерином скоро станет формой одежды.

Ах, не шутится.

Милый тритоша, ещё поплаваем.

Передавать вахту некому. Постоим.

Может быть, обновимся, как [седые (?)], временем [выгрызенные (?)] луны.

Оле много приветов.

Привет моей родне — Питеру — Ленинграду — Сестрорецку.

Привет Толстому Льву. Пускай умнеет. Это похоже.

Что касается прототипа, то его нет. Есть протофакты.

Влияний тоже нет.

Веселовского нет и не было.

Жирмунского и не будет.

А ты есть, но и озорник.

О мяу мяу друг. О мио мио.

О наши крыши родного Ленинграда.

О холод ленинградских набережных и вода, которую не согревает даже история.

И нити жизни, не пёстро свитые шерстяные нити [сношенной (?)] одежды. Книги, которые недописаны.

Горе и будущая слава, ошибки, измены и упущенные случаи изменить женщинам. Так.

О недопитое вино.

О друг мой.

Твой Виктор.

4 августа 1948 г.

И, чтобы два раза не вставать:

Б. Эйхенбауму

Дорогой Боря!

Книга о прозе в наборе. Дописываю сценарий и очень устал.

Старые люди устают тогда, когда они делают то, что они делать не могут.

Да я устал.

13-ти лет я узнал то, что эвфемистически зовут любовью. Прошло ещё 50.

Чуть не написал 500.

Только редко было вдохновение.

Это дело жестокое и несправедливое.

Если бы моя жизнь пошла правильно, я обладал бы навыками академического учёного и сделал бы бесконечно много. Без языков, без философии, без почерка и грамотности и прожил жизнь, коптя котлы вдохновения, которым надо только смазывать измерительные инструменты. И это всё от того, что не имел простой и верной любви в 13–14 лет. <…>

Я печален как слон, у которого запор.

Печален, как морской змей, которого слабит.

Годы укатились на рёбрышках.

Закатились под полы.

Единственный друг мой, брат мой — целую тебя.

Жизнь такая, какая есть, атомы её сталкиваются без воли.

Справедливость есть только в тетрадках учительниц.

Целую тебя. Береги молодых.

Всё было. И заря, и зарево, и зелёный луч, и зубная боль, и боль сердца. Весна не наступает.

Целую тебя, дорогой.

Сима целует, не прочтя письмо. Витя.

Извините, если кого обидел.