Я нахожусь середине спектра из множества линий — и одни люди кричат "Света — образ света!", а другие — "Света — исчадие режима", а есть третьи, пятые и двадцатые. Вот у нас уже Света что твой Колчак и Столыпин — ну вот кто нам нашептал, что у неё в голове? Ангелы что ль? Меня и демократические боксёры по переписке хотели за яйца повесить, и державные воцерковлённые повесить хотели. Все хороши.
При этом есть мнение "Света — не народ". И что нужно её исключить из народа. Даже лучше вовсе исключить из народа. Согласен, народ — это тот, кто остроумен в социальных сетях. Вот Собчак — народ, а её подопечные из дома-2 — не народ. Люди с белыми лентами — народ, а мазутная алкоголическая толпа — не народ. Я-то только за. Те, кто преломил хлеб в "Жан-Жаке" — народ (я, кстати, преломил), а вот остальные — не народ. И тут встаёт призрак Александра Блока и прочие дела: радость двойных революционных стандартов. Обычно после этого интеллигент, очнувшись, озирается: руки у него по локоть в крови, а хрустальная чистота мироздания по-прежнему не достигнута. Люди с белыми лентами — народ, а мазутная алкоголическая толпа — не народ. Я-то согласный, меня подкупает простота отделения овец от козлищ, хотя есть подозрение, что даже Ксения Собчак — часть народа…
Но тут есть тонкость — я не интеллигент! Поскольку мизантропия переполняет меня, я расскажу одну историю… А история вот какая — это история про то, как Дмитрий Сергеевич поссорился с Александром Михайловичем. Дело в том, что академик Лихачёв очень надеялся на то, что Россию, то есть, новую Россию спасёт русский интеллигент (ума не приложу, откуда он мог взяться, кроме как из его воображения. Я знаю, правда, его бывшего аспиранта Женю В. — он человек святой, но, такое впечатление, что он как раз тот самый единственный русский интеллигент, на которого впору молиться). А вот академик Панченко в тогда очень популярной газете «Московские новости» даже напечатал статью под названием «Почему я не интеллигент». Академик Панченко, которого я очень любил, и люблю по сию пору, Царство нему небесное, считал, что русская интеллигенция — это мразота и виртуальный орден, которым награждают друг друга. И вот точно так же, стараясь обособиться от той социальной страты, в которой Иваново и Кемерово, в которой Тагил и Уралвагонзавод, люди с загранпаспортом на десять лет, английским в анамнезе и умением составлять слова в предложения, называют друг друга интеллигентами. Я не из них — нет, конечно, ради куска хлеба я буду притворяться человеком из этого племени, но это будет моя фальшь и мерзость. Сдача и гибель советского люмпена, но дело известное — на безрыбье и сам раком станешь..
Но тут есть один сильный ход — вот выходит не толпа, а сплочённая группа. И говорит: мы — интеллигенция. Мы имеем право говорить, а вы — люмпены и быдло — нет. Мразь, к ноге! Калёным железом, железной рукой мы выжжем желание говорить прочих! Света, к ноге! Образовательный ценз! Экзамен на знание языка! Ну тут я снимаю шляпу, которой у меня нет. Это честная эпическая сила (к ней бы хорошо красивые мундиры и портупеи, но это дело наживное). История, увы, не помнит удачных попыток такого рода (всё время выходило, что Свету, конечно, правильные люди выведут в расход, но счастья народного всё нет, а библиотеку в Шахматово сожгли в ещё двадцать первом году).
Но современная интеллигенция заменила кожанку и маузер на блеяние «надо валить».
Конечно, и девушка Света из Ивановской области не подарок, однако ж она есть только онтологическая деталь бытия — пригласи её, опередив официальные структуры, какой-нибудь портал Open Freedom к себе в колумнисты, интеллигенция её бы хвалила за шорты, и за толстую попу, и за непосредственность. (Я помню одного милицейского майора, которого так хвалили, и даже столичные модники ходили на него смотреть как на слона в какое-то кафе). В этом-то и засада: ровно те, на кого надеялся несчастный академик Лихачёв, оказываются мерзким корпоративным сетевым стадом — с корпоративными правилами травли и возвеличивания. Мы простим своим всё, а чужим вставим любое лыко в строку. Я не смешиваю, а разделяю спектр до линий. Несчастная жена гражданина осужденного мечется, будто раненная львица, делает ужасно безвкусные вещи, но свои её прощают, потому что она своя. Меж тем, будь она по иную сторону баррикад, ей бы не простили ничего. И всего страшнее мягкое общественное презрение, потому что фразу «Что может быть хорошего из Назарета» можно произнести на тысячу ладов. Да, вот оно — ужасно (и тут место для шутки — они иногда бывают смешные, но оттого не становятся правдой. А будут несмешные, то корпорация это простит). И тут меня захлёстывает печаль будто генерала Чарноту — хочется вписаться к Дарту Вейдеру, чтобы расстрелять какого-нибудь обобщённого Парамошу, а потом выписаться обратно.
Ведь с имперских штурмовиков никакого спроса нет, а вот когда джидаи оказываются глупыми жадинами — тут рушится мир и нет прибежища.