Речь не об этом — о том, что великая книга о русской жизни смыкается не то что с пьесой — с опереттой, породившей сотни анекдотов не слишком приличного характера.
Дело ещё в том, что Толстой не писал историю, он её создавал.
Мы как-то часто это не вполне понимаем, а ведь перед нами не собственно история, а созданный писателем мир.
Есть знаменитое место в романе, которое много поминали: «Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окно дворца, ожидая еще чего-то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу, к обеду государя, и камер-лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
— Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал, доедая бисквит, и вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
— Ангел, батюшка! Ура! Отец!.. — кричали народ и Петя; и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастья.
Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перила балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку с бисквитами и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя лежала на земле: старушка ловила бисквиты и не попадала руками. Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал: "ура"! уже охрипшим голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
— Вот я говорил, что еще подождать, — так и вышло — с разных сторон радостно говорили в народе».
Есть и не менее знаменитая цитата приводит знаменитую цитата из Вяземского (Её тоже много кто приводит): «…А в каком виде представлен император Александр в те дни, когда он появился среди народа своего и вызвал его ополчиться на смертную борьбу с могущественным и счастливым неприятелем? Автор выводит его перед народом — глазам своим не веришь, читая это — с "бисквитом, который он доедал". — Обломок бисквита, довольно большой, который держал государь в руке, отломившись, упал на землю. Кучер в поддевке (заметьте, какая точность во всех подробностях) поднял его. Толпа бросилась к кучеру отбивать у него бисквит. Государь подметил это и (вероятно, желая позабавиться?) велел подать себе тарелку с бисквитами и стал кидать их с балкона…" Если отнести эту сцену к истории, то можно сказать утвердительно, что это — басня; если отнести её к вымыслам, то можно сказать, что тут еще более исторической неверности и несообразности. Этот рассказ изобличает совершенное незнание личности Александра I. Он был так размерен, расчетлив во всех своих действиях и малейших движениях, так опасался всего, что могло показаться смешным или неловким, так был во всем обдуман, чинен, представителен, оглядлив до мелочи и щепетливости, что, вероятно, он скорее бросился бы в воду, нежели решился показаться перед народом, и еще в такие торжественные и знаменательные дни, доедающим бисквит. Мало того он еще забавляется киданьем с балкона кремлевского дворца бисквитов в народ, — точь-в-точь, как в праздничный день старосветский помещик кидает на драку пряники деревенским мальчишкам. Это опять каррикатура во всяком случае совершенно неуместная и несогласная с истиной. А и сама каррикатура — остроумная и художественная — должна быть правдоподобна. Достоинство истории и достоинство народного чувства, в самом пылу сильнейшего его возбуждения и напряжения, ничего подобного допускать не могут.
История и разумные условия вымысла тут равно нарушены…
Не идем далее; довольно и этой выписки, чтобы вполне выразить мнение наше».[35]
Шкловский в статье «"Война и мир" Льва Тостого. (Формально-социологическое исследование)
» замечает: «В раздражении Вяземского есть какое-то ощущение оскорбленного хорошего тона; причём в заметке Вяземского мы видим личный вызов Толстому. Вяземский требует доказательств. Толстой утверждал, что "везде, где у него есть исторические лица", он пишет на основании документов. Толстой вызов принял и написал Бартеневу, в журнале которого "Русский архив" была напечатана цитируемая статья, …письмо».