Живой Журнал. Публикации 2012

К примеру, оказывается, что у визитной карточки Ваенги, песни «Снова курю, мама, снова» «совершенно необычная для нашей популярной музыки сальсовая аранжировка, с синкопированным фортепьянным компингом, тимбалес, конгами и что-то такое изображающей партией духовых. Совершенно безо всяких изысков, так, как будет написано на первых же страницах любого учебника по латинской музыке, но и тем не менее. Сама-то песня, по гармонической последовательности и мелодии судя, писана без всякой мысли о латине, но, видно, во время записи попался какой-нибудь не совсем забитый работой по кабакам сессионщик, в Гнесинке какой-нибудь на пятёрки учившийся. Забавно же то, что в последний раз, когда некая девица принималась аранжировать, столь же прямолинейно песни про нелёгкую девичью долю в сальсы и румбы, получилась пластика «Земфира» девяносто девятого года. Но всё ещё смешнее. Мне подсказали, что этот сальсовый вамп из песню «Курю» — из theme-music телесериала "Sex and the City". То есть, да, в этом затейливом культурном миксе из цыганщины и сальсы-куваны решительно недоставало манхэттенского гламура: В концертный состав входит отдельный перкуссионист, правда совершенно не понятно, правда, чем он тут занят и зачем ему три конги. Там ничего сложного-то нет — этому учат всякого и в любом музыкальном училище сколько-нибудь крупного города. Да, и ход это, очевидно, продюссерский — тему из «SitC» слышали и радовались почти все. Но могут опознать (из-за того что это совсем другая музыкальная культура), очень немногие. В итоге на выходе чистый профит. Но, может, сама Ваенга, может, поклонница этого фильма, и приняла поточную работу американского кинокомпозитора за божий дар. Но, чёрт, вся коллизия очень смешная».

«Ну, отчего всё так сложно!» — как сказала официантка в исчезнувшем ныне кафе «Пироги на Дмитровке», когда ей объяснили, что она принесла не тот счёт не за тот столик.

Поэтому, дорогой читатель самое прекрасное когда к тебе приходят специалисты и говорят разные интересные вещи. Слушай их, а думай сам.

И, чтобы два раза не вставать, все обсуждали вопрос о продвижении певицы Ваенги на рынок. Часть людей, вовлечённых в процесс, утверждала, что это происходило чуть не исключительно «сарафанным радио», но потом оказалось, что это не совсем так.

Я бы вообще поостерёгся говорить о рекламе в терминах «хорошее продвижение на рынок» против «плохой рекламы». Я живу не на Луне, а в городе-герое Москве, и вижу чем оклеены в ней заборы и невольно в телевизоре посмотрел большой биографический фильм о певице Ваенге. Вижу я и плотность её интервью, и всё такое. Однако ж, тут хорошо говорить не с ощущениями, а с цифрами. Я ведь человек марксистского воспитания и в чудеса не верю. Вдруг вскроются какие тайны? К примеру, внедряется слух о высоких покровителях: «Но самый высокопоставленный фанат будущей гостьи Донецка — Дмитрий Медведев. С некоторых пор ее даже называют обладательницей титула любимой певицы президента». Это я упоминаю так, для смеха.

Много неожиданных открытий можно совершить на этом пути, хотя лучше при этом не обижать других честных обывателей, что хотят любить эти явления безо всякого анализа.

Но это уж программа-максимум.

Извините, если кого обидел.

31 марта 2012

История про то, что два раза не вставать

Отечественное застольное пение идёт рука об руку с блатной песней.

А разговор о блатной песне крутится вокруг всем известного набора: «Граждане, послушайте меня, Гоп со смыком — это буду я…», «Мурка», «С одесского кичмана», «На Дерибасовской открылася пивная», «Марсель», «Цыпленок жареный», «Шарабан», «Постой, паровоз», «Кирпичики», «Купите бублички» — «Купите папиросы» и «Позабыт, позаброшен».

Впрочем, грань между авторским и «фольклорным» условна. Говорят, что знаменитая песня «Марсель» в первоначальном своем виде «рассказывала о “подвиге” вовсе не уголовника, а обывателя. Начиналась она словами “Стою себе на месте, держу рукой карман”, а финал про “советскую малину”, которая врагу сказала “Нет!”, дописал Александр Галич. К тому же и родилась в рафинированно-интеллигентской среде: ее сочинил питерский филолог Ахилл Левинтон.

Сама по себе отечественная «блатная песня» имеет историю чрезвычайно длинную и довольно запутанную. Редкий русский писатель не вспоминает в своем мемуаре, как он мальчиком-барчуком смотрит из окна, а по тракту ведут кандальников, и пыль поднимается из-под их шаркающих сапог. И этот звон кандалов навек поселяется в сердце русского писателя и помогает ему полюбить русский народ.