Читаем Живой Журнал. Публикации 2012 полностью

Популярность Шаова генетически связана как раз с популярностью этих куплетистов, а не впрямую с авторской песней. Это — частушечник для интеллигенции, вернее, для того, что сейчас считает себя интеллигенцией…

Все время кажется, что он подмигивает, зазывает — как офеня. Трясёт, как товаром, своим уменьем все эти интеллигентские знания-клише — увязывать в гладкие куплеты. Вот юмор, вот гражданский взрыд — и, глядишь, кто-то уже вспомнил Зощенко.

И это ещё более интересно — потому как получается, что корпус песен Шаова — это карикатура на маленького человека Зощенко, персонажа, что сам является карикатурой.


И тут мы приходим к очень интересной теме, ради которой и затеян весь этот разговор — к теме маленького человечка. К тем "пьяненьким", о которых было собирался писать Достоевский. Тема эта неизбывна и постоянна во всей русской литературе — а что ж не считать литературой бардовскую песню русский шансон и прочие куплеты.

И вот, всегда в этом месте возникает призрак Зощенко. Когда так говорят о Зощенко, то отчего-то имеют в виду, что Зощенко ничего не писал, кроме рассказа "Аристократка". Предпочтения — дело личное, но Зощенко написал массу рассказов различной тональности — от времён "Серапионовых братьев" до книги "Перед восходом солнца". Чтобы Шаов написал "Перед восходом солнца" я и помыслить не могу.

Можно выдумать какую-то неловкую схожесть, но мы-то знаем, что "маленький человек Зощенко" это человек искусственно созданный, причём человек, созданный интеллектуалом особого рода. Интеллектуалом, ушедшим на фронт из принципиальных соображений (четыре ордена — Св. Станислава с мечами, Св. Анны с мечами и бантом и прочее), много думающим и рефлексирующим человек. Оттого искусственность его простонародного героя, выплеснутого из среды того самого хама, что шёл, шёл и пришёл (как всем обещал Мережковский), видны не только при чтении биографии Зощенко, а в самих каких-нибудь "Уважаемых гражданах" — персонажи там будто хармсовские герои, сюжеты будто для фильмов Тарантино, полных карикатур не на реальность, а уже карикатур на карикатуры на реальность.


Шаов как раз, как мне кажется, стилизацией не занимается. Это как фильм или сериал, в котором актёры не играют, а говорят, что есть. Это речь самого маленького человек, это песня маленького человека, что мечтал продать дьяволу свою душу за пиво, но душа у него была темная и дешевая, а пиво он любил светлое и дорогое.

Скажут, что это какой-то особый вид пошлости. Но что значит "особый", не говоря уж о том, что совершенно непонятно, что такое пошлость. Получается эта карикатура сложным образом — мне даже далеко не всегда не кажется, что автор её хочет создать.

Второй после Зощенко культурологический отсыл — это несколько песен Владимира Высоцкого в той части, где Высоцкий поёт "Ой, Вань, гляди, какие клоуны" или "Скажи, Серёга? Он похмелится утром, встанет…", и прочее напьюсь-просплюсь-опохмелимся. Очень интересно, как это делается: расхожая фраза или цитата, что вертится у всех в головах, меняется каламбурным образом: "Философ Декарт говорил, наливая: "Я пью, значит я существую." Аминь!". Или "Ещё темно, но из ветвей // Чирикнул первый воробей" ("Утренняя песнь города) — "В тяжёлом ритме болеро // канают граждане в метро". "Жестокой ревностью томим,// В командировке я влачился.// И думал: вдруг она с другим?// Стонал и тихо матерился ("Романс ревнивца"). Или "Ой ты Дао моё Дао,// Дао вечное моё// Дао важное, сермяжное, непознанное..." ("Шао дэ Цзин").

Это нормальный ход низовой культуры. Придираться к рифмам совершенно бессмысленно — потому что "кабаки" неминуемо влекут за собой "от тоски", а "даже пива" зовёт рифму "тоскливо", и всё это на протяжении одного абзаца. Нет смысла воротить нос от обилия отглагольных рифм, или того, что "светофоров" рифмуется с "на просторах", а "ночей" с "Зачем?". Это-то как раз понятно — силлаботоника ещё со времён бардовской песни искупается исполнением.

Шаов совершенно заслуженно пользуется успехом — потому что, конечно, это не "русский шансон" (нечто на манер морской свинки, что не морская и не свинка), это не бандитская музыка — потому что пьющий человек из under middlle class не очень хотел бы себя ассоциировать с бандитами. Это именно песни "пьяненьких". Речь Лебядкиных и Мармеладовых, произнесённая под гитару. Как кричал немытый человек с чёрными манжетами Паниковский: "Жалкие, никчемные люди!".


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

История / Образование и наука / Публицистика
Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное