Живой Журнал. Публикации 2013

Лесков, понятное дело, не одобряет ни губернатора, ни жандармов, ни высшего духовенства, которое, по сюжету, приложило к этому руку. Лесков, кстати, в начале своего писательства был, как бы сказали «охранителем», и этого ему не простило ни общество, ни потомки. Как бы он потом не ругался на власть (совершенно искренне), тень прошлого следовала за ним. Тем не менее, при Советской власти на этот рассказ о жандармской дрессуре ссылались, как на «одно из самых острых произведений в русской литературе, направленных против доносов и провокаций царской жандармерии в ее борьбе с прогрессивной частью русского общества».

Так-то оно так, но есть одно обстоятельство, которое ускользает от быстрого читателя.

Это характеристика самого общества — слов нет, власть во все времена нехороша. Но отчего самая прогрессивная передовая часть общества, все эти интеллигенты времён Александра III, возвышенные студенты, члены благотворительных обществ и либеральные журналисты так лихо съели одного своего вождя, а потом — другого?

История эта уже повторялась неоднократно, и не в литературе только, а в жизни. Она повторяется и сейчас, причём даже в отсутствии жандармской дрессуры. Не то, чтобы не было дрессировщиков, просто никакой тонкости в них нет. Вместо того что Лесков называл «zahme Dressur» есть только «wilde Dressur, вот этим манером — огнём и железом». Да только как бы криво не действовал чиновник, это не оправдание для кривизны прогрессивного человека — иначе чем он от этого чиновника отличается? Иначе он не либерал-прогрессист, а просто ждущий вакантной должности такой же чиновник. И всё равно — как начнутся разногласия среди прогрессивных людей, так сразу их товарищи кричат о суммах из жандармского бюджета.

Чтобы два раза не вставать, это повод к внутреннему рассуждению о личной ответственности за собственные высказывания и обвинения. Вот у тебя зажат в руке камень — подумай сначала, повремени.

А так-то, конечно, Лесков рассказал о каком-то глубинном свойстве людей, той объединительной травле, которая людям свойственна. "Зная наше передовое общество". Что поделать с этим человеческим качеством — решительно непонятно.

Разве что о нём постоянно помнить.

Извините, если кого обидел.

05 сентября 2013

История про то, что два раза не вставать (2013-09-06)

Есть один прекрасный текст, жемчужина (без преувеличения) русской литературы.

В нём паника описывается так: «Такие всегда губят, — бормотал герой на ходу. — Начнет болтать, поднимет тревогу. Пойдёт паника. Много случаев знал капитан. Страх — это огонь в соломе. Он охватит всех. Все в один миг потеряют ум. Тогда люди ревут по-звериному. Толпой мечутся по палубе. Бросаются сотнями к шлюпкам. Топорами рубят руки. С воем кидаются в воду. Мужчины с ножами бросаются на женщин. Пробивают себе дорогу. Матросы не слушают капитана. Давят, рвут пассажиров. Окровавленная толпа бьется, ревет. Это бунт в сумасшедшем доме».

Этот текст озаглавлен «Механик Салерно» и написал его Борис Житков в 1932 году. В рассказе Житкова по морю идёт пассажирский корабль, в трюме которого начинается пожар.

Пожар этот смертельно опасен, но пока о нём знает только команда. Капитан даёт команду идти полным ходом, загоняя машины — чтобы выйти набольшую океанскую дорогу тайно от пассажиров. Пока те танцуют и хохочут в ярко освещённых электричеством салонах.

Матросы тайком делают плоты, а к капитану пристаёт длинный пассажир, который почуял неладное. «Этот длинный — спичка в соломе», — думает капитан. Пассажир нелюдим, он не ищет веселья, а прислушивается к разговорам матросов и задаёт вопросы.

— Зачем эта верёвка? — спрашивает он.

— Мы всегда мерим в пути, — отвечают ему неопределённо. — С палубы до самого дна идёт труба.

— До дна океана? Как интересно! — изумляется пассажир.

«Он дурак, — думает капитан. — А это самые опасные люди». Между тем, от верёвки отвязывают термометр, который показывает неутешительно растущую температуру.

Пассажир не унимается и бормочет, что не верит, что среди публики под электрическим светом есть бывший моряк, и он его спросит, а капитан его обманывает.

Длинный пассажир кричит уже:

— Вы не хотите сказать. Тайна! Тайна!

Тогда капитан тихо говорит ему:

— Я скажу. Вы правы — случилось. Станемте здесь. Тут шумит машина. Нас не услышат.

Вокруг них ночной океан, а позади — электрические огни дансинга.

Дальше Житков пишет (а он очень хороший писатель, и пишет коротко и точно):

«Капитан облокотился на борт. Пассажир стал рядом.

— Я вам объясню подробно, — начал капитан. — Видите вы вон там, — капитан перегнулся за борт, — вон вода бьёт струей? Это из машины за борт.

— Да, да, — сказал пассажир, — теперь вижу.

Он тоже глядел вниз. Придерживал очки.

— Ничего не замечаете? — сказал капитан.

Пассажир смотрел все внимательнее. Вдруг капитан присел. Он мигом схватил пассажира за ноги. Рывком запрокинул вверх и толкнул за борт.