Живой Журнал. Публикации 2015

Если кому лень читать, то там рассказано вот о чём: появилась в море новая рыба и ласкиря (это тоже рыба) послали посмотрет на неё. Он вернулся и говорит, что спина бурая, брюхо желтое, плавники как крылья, синие с золотом, а опустится на дно, выпустит из-под головы шесть кривых шипов, и пойдёт на них, как на ходулях. Идет, шипами песок щупает. Найдет червя — и в рот…

Другие рыбы не поверили, посылали ласкиря раз за разом, и, наконец, он говорит, что на хвосте у неё чёрное пятнышко. Ну, тут ему поверили — раз чёрное пятнышко разглядел.

А потом оказалось, что всё так — и на ногах по дну ходит, и рычит рыба, а пятнышка нет.

"Обрадовались рыбы, крабы. Схватили ласкиря и учинили ему трепку. Не ври! Не ври!..

И зачем он сгоряча это пятнышко выдумал?..

Много ли нужно добавить к правде, чтобы получилась ложь?

Немного — одно пятнышко".

Если кто-то решил, что я о политике, то это не так.

Вот я много раз был собеседником расстающихся супругов, да и просто расстающихся.

И каждый из них рассказывал вполне убедительную историю.

И тут вдруг появлялась удивительная деталь, такая, которую не забудешь никогда.

Но. позвольте, я ведь и там был, и не помню этого.

Но не проверишь ведь.

Мы всё время находимся в облаках мифологических сознаний. Всяк оправдывает своё право на мифологическое сознание. При этом становясь зеркальным отражением своего оппонента — раз ему можно, так и мне. Раз он скрыл что-то, то нам можно что-то придумать, додумать.

Вставить деталь.

Усилить, так сказать, позицию.

Всегда есть серая зона, где мы не знаем что-то точно — она везде есть, в делах давно минувших дней и в ужасе современности.

И в рассказах о былых любовниках.

Вообще везде.

И вот, всегда есть искушение добавить краски — и фольклорная детать всегда срабатывает.

Человеческое сознание оправдывает любое допущение, которое высказано в нужном направлении.

Про это есть такая смешная заметка математика Колмогорова о логике (там упоминается термин "женская логика", но я бы хотел слово "женская" исключить — за это покойному Колмогорову и его ученикам до сих пор пеняют феминистки).

История эта легко гуглится, впрочем, вот она.

Выглядит это как: Пусть [Р => Q] и [Q приятно]; тогда Р.

Ну, типа, если нам комфортно новое сообщение, то оно истинно.

Вот такая беда с этими архитектурными деталями.

Не надо было Мефистофеля трогать, я так скажу, а теперь он сошёл с фасада, разлетелся как андерсеновское зеркало на осколки и расселился в этих деталях.

Извините, если кого обидел.

03 сентября 2015

День города (Первая суббота сентября) (2015-09-04)

По вагону каталась бутылка — только поезд набирал ход, она ласкалась им в ноги, а начинал тормозить — покатится в другой конец. День города укатился под лавки, блестел битым пивным стеклом, шелестел фантиками.

Мальчики ехали домой и говорили о важном — где лежит пулемёт и как обойти ловушку на шестом этаже. Каждого дома ждал чёрный экран и стопки дисков. Они шли по жизни парно, меряясь прозвищами — Большой Минин был на самом деле маленьким, самым маленьким в классе, а Маленький Ляпунов — огромным и рослым, ходил в армейских ботинках сорок пятого размера. Витёк Минин любил симуляторы, а Саша Ляпунов — военные стратегии, но в тринадцать лет общих правил не бывает. Мир внутри плоского экрана или лучевой трубки интереснее того, что вокруг.

Они ехали в вагоне метро вместе с двумя пьяными, бомжом, старушкой и приблудной собакой.

Женский голос наверху сообщил об осторожности, и двери закрылись.

Следующая — «Маяковская», и бутылка снова покатилась к ним.

— А что там, в «Тайфуне»? Это про лодку? — спросил Минин.

— Это про войну. Там немцы наступают — я за Гудериана играл. Тут самое главное — как в спорте — последние несколько выстрелов.

По вагону пошёл человек в длинном грязном плаще. Он печально дудел на короткой дудочке — тоскливо и отрывисто.

Старушка засунула ему в карман беззвучно упавшую мелочь.

— Там самое важное время рассчитать, это как «Тетрис»… Да не смотри ты на него, у нас денег всё равно нет. — Витёк потянул Сашу за рукав. Пойдём смотреть новый выход.

Они вышли в стальные арки между родонитовых колонн — вслед за нищим музыкантом.

Станция была тускла и пустынна. Посередине мраморного пространства стоял обыкновенный канцелярский стол. Музыкант подвёл их к столу, за которым листал страницы большой амбарной книги человек в синей фуражке.

— Это кино, кино… — Витёк обернулся к Саше, но никакого кино не было. Он повторил ещё раз про вход, но их только записали в странную книгу, и музыкант повёл мальчиков к эскалатору.

Чем выше одни поднимались по эскалатору, тем холоднее становилось. Наверху холодный воздух, ворвавшиеся через распахнутые двери, облил их как ледяной душ.

Площадь Маяковского странно изменилась — памятника не было, исчез путепровод и дома напротив метро.