Живой Журнал. Публикации 2015

Наша семья, между прочим, не выдержала. Кругом зелень — а мы что же? И на маленьком, огороженном кирпичным забором пустыре позади нашего дома, когда остававшийся после строительства мусор был вывезен, земля была перекопана и посажены деревья: две груши, две черешни, три персика, два абрикоса, два сиреневых куста, двадцать кустов роз — это из многолетних; ну и разные быстро прущие вверх здесь, на юге, однолетние цветы и растения, включая касторку, подсолнечник и кукурузу. В общем, к июню прошлого года дворик у нас был уже зеленый. А на одном дереве было даже 15 штук абрикосов (впрочем, жена говорит, что я, как всегда, преувеличиваю). Кроме того, у нас во дворе, как и во многих дворах старого города, есть маленький бассейн, или, как говорят здесь, «хауз». Здесь любят воду и понимают в ней толк, умеют в жару всегда найти такое место над водой или около воды, чтобы было хоть чуть-чуть попрохладнее, чем во всех других местах. Именно там и пьют чай, там и готовят плов. Причем, если это опытные люди, то непременно ухитрятся так усесться, чтобы хоть с какой-то стороны продувало. На этот счет есть даже специальное узбекское выражение: «найти ветерок».

Вот и мы вырыли у себя во дворе такой хауз, выложили его кирпичом, обмазали цементом. Но так как моя младшая дочь — человек крайне недисциплинированный, то хауз пришлось сделать неглубоким. Когда мы его делали, то я сначала посадил ее на землю и смерил сантиметром — сколько будет от земли до её подбородка, так, чтобы она не могла захлебнуться даже сидя. По этой мерке мы и вырыли хауз. Но с тех пор дочь здорово выросла, и теперь мы, пожалуй, сможем углубить хауз еще сантиметров на десять.

Кстати, то, что я пишу, имеет отношение к Вашему вопросу, мой дорогой редактор. Помимо всего прочего, мне нравится здесь жить потому, что, хотя я, в общем, довольно много сижу за письменным столом и много езжу, у меня остается здесь время и для того, чтобы заниматься такими вещами, как этот хауз и абрикосы.

Вещи, конечно, несерьезные, но, когда человек утрачивает способность выкраивать на них время, это довольно серьезно портит его жизнь".

Вот никто, кроме меня не видит в этом тексте интонации стилизованного Хемингуэя?

Меж тем, в конце там вообще говорится: "Это было в первые полгода моей жизни здесь, в начале июня 1958 года. Мы ехали на двух вездеходах через южные Каракумы, вдоль трассы тогда еще не законченной первой очереди Южно-Каракумского канала.

Наши машины качало по песчаным горбам так, словно мы ехали на двугорбом верблюде и нас каждую секунду перекидывало с одного горба на другой.

Из песка торчал только саксаул и высокие белые, как свечки, бескровные ядовитые грибы.

Было так жарко, что даже ящерицы не вылезали на солнце. И вот наконец где-то часам к шести мы добрались до воды. Мы все время ехали ей навстречу; впереди воду уже пустили в канал, но она сперва пошла, а потом отступила километров на сорок.

И там, где несколько дней назад текла вода, среди песчаных холмов остались маленькие стоячие озера, при пятидесятиградусной жаре высыхавшие с катастрофической скоростью — на полметра в сутки.

В эти маленькие озера из Аму-Дарьи успела зайти рыба, и мы, выбравшись из своих вездеходов, стали ловить её и наловили за час — хотите верьте, хотите нет — два мешка. Засунув их в багажники машин, мы поехали дальше и вскоре на месте ночлега, разбив лагерь на большом песчаном горбе, сварили на костре несколько ведер ухи. Уже темнело, жара вдруг схлынула, и мы с наслаждением пили горячую уху из стеклянных банок из-под консервированного компота, а вынутая из ухи рыба, дожидаясь своей очереди, дымясь, лежала на листе фанеры — у нас не нашлось ничего другого, на что бы положить её.

В тот вечер мы, наверно, были одними из первых людей, евших рыбу в самом центре Каракумов. Небо было полно звезд, над пустыней стояла абсолютная тишина, а ночной холод был таким резким, что в него трудно было поверить после жары, измучившей нас за день.

А утром, когда сначала порозовел песок и только потом начало розоветь небо, вокруг холма, на котором мы спали, не столько вокруг нас, сколько вокруг нашей недоеденной рыбы, все было опоясано жадными и нерешительными лисьими следами…"

________________________

Симонов К. Остаюсь журналистом. — М.: Правда, 1968. С. 125–129.

Там же, 143–144.

Мне скажут, что журнала "Атлантик Моксли" не бывает, что это The Atlantic (ранее The Atlantic Monthly) — так я этим маловерам специально картинку показываю. У них не бывает, а у нас бывает.

Извините, если кого обидел.

18 сентября 2015

Русский лес (День работника леса. Третье воскресенье сентября ) (2015-09-19)

В пятницу я получил новую форму. Мама подглядывала в щёлочку двери, как я по-мальчишески кривляюсь перед зеркалом, примеряя зелёную фуражку с дубовыми листьями на околыше.