Тогда ботаник пошёл в угол — ящерица, балансируя хвостом, побежала за ним, он двинулся в обратную сторону — ящерица повторила его движения.
Он вспомнил цыплят, что ходят за первым, кого увидят, появившись на свет.
Тогда он бережно поднял новорождённую ящерицу за середину туловища и посадил её в пустую плетёную корзину.
В неё собирали грибы, и даже запах она сохранила — тонкий, мирный грибной запах, неизвестно, правда, с какого года.
— Вот и хорошо, милая.
В этот момент маленькая ящерица развернулась и больно укусила его за палец.
Жадно, до крови.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Диалог MCXVIII (2015-03-29)
— Володичько, песать надо лучше.
— Поздно.
— Никогда не поздно писателю Земли Русской прийти к Богу. Покайса, анафеме.
— Я, брат Мидянине, с Богом говорю по утрам и ежечасно. А ты — безбожник и слуга тёмных сил. Ты же ради тела погубил душу, презрел нетленную славу ради быстротекущей и, на человека разъярившись, против бога восстал. Пойми же, несчастный, с какой высоты в какую пропасть ты низвергся душой и телом! Сбылись на тебе пророческие слова: «Кто думает, что он имеет, всего лишится».
— Вот ты развоевался, бес. Эк тебя слова правды корежат. А помрешь, так завоняешься небось, как тот старец Зосима.
— Вот и вижу, что змеиный яд ты спрятал под языком своим, и каменты твои на вкус горше полыни; как сказал пророк: «Слова их мягче елея, но подобны они стрелам». И ты, не будучи христианином, ещё русские деньги берёшь у людей, и клавиши жмёшь, изрыгая яд, подобно бесу. Что ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и советуешь?! Чему подобен твой совет, смердящий гнуснее кала? Сам пиши лучше.
— Да, да. Тебе со мной лаяться честь, мне с тобою бесчестье, все дела. Паче кала смердяй, живяху звериньским образем. Носу перстом не чисти.
— У тебя, собака, и носа нет. Одни ноздри рваные.
— Сам собака. Коллаборационист.
— Что, передохнул и вновь открыл злобесный рот свой? Бес гунявый, и слушать тебя в приличном месте зазорно, ступай к поросям в сено коричневое. Среди коричневого тебе и место.
— Да ты, холоп, не уймёшьсо!..
— Ишь, снова, собака рот открыл — ишь, пасть смердяча, зубы гнилые, жижа с языка каплет… Жы-ы-ыжа! Жы-ы-ыжа!
— А… да ты бесноват. Не жужжи, постой, дай сусала тебе утру ветошью.
— Да ты и в лицо мне брызжешь! Прожуй свое коричневое, прежде, чем лаяться. Ишь, падолище! Лишь, пес, снова вылез к людям, шелудивым боком тереться… Ступай в Литву, проказа!
— Хватит, хватит, ты уже всем доказал, что в Гугле тебя еще не забанили, хоть это и прискорбно.
— Смотри, Православный народ, тать этот в нощи не уймется. В плащ завернись и Лысую гору лети, солоха, бренча своими монистами… Нет, нет, не успокоюсь! Прилежно б ты учился русской литературе у приличных людей, вот как я, к примеру, — тебе не то, что гугль, так я Яндекс не понадобился. Тьфу!
— Вася, Владимир Сергеич, люблю Вас to the moon and back, как говорят наши заокеанские друзья. Ваши диалоги — единственно услада ввечеру-с.
— Весь вечер на арене — Тарталья и Панталоне.
— Василий, а кто Панталоне, ты или Владимир Сергеич?