Живописатель натуры

О натура! Что происходит теперь с тобою и какую перемену вижу я в тебе! Как отлична ты в часы сии от вчерашнего состояния твоего! Какой шум слышу я в воздухе и какое волнение; и замешательство вижу тамо между стихиями происходящие! О, како переменился весь твой вид, натура, перед тем, каков был он в претекший день, вид, которым я вчера так много веселился!

Где ты? и куда сокрылся от нас великолепный свод, воздвигнутый рукою всемогущего над нами? Где теперь яхонты, где изумруды, пурпуры и все великолепия твои, которыми вчера толико любовался я. Где те бесчисленные красоты, на которые никак и никогда довольно насмотреться не могу? Нет уже теперь и не видно нигде… нигде и малейших следов лазура твоего! Ты сокрылся совсем от нас, о свод пышный и величественный, и смертному, никогда не видавшему тебя, могло б казаться теперь, что ты и не существуешь совсем в натуре.

Некакой бело-серый, густой, единообразный и оком не проницаемый мрак занимает один все пространство воздуха над нами и покрывает собою все лицо земли нашей Из недр оного сыплются на главы наши несметные мириады мелких и разнообразных клочков вещества того, в которое толь премудро превращаешь ты, натура, небесные воды свои и кои соплетаешь ты из них с искусством, столь непостижимым для нас. Бурные дыхания ветров, подхватывая оные, несут с великим стремлением на хребтах своих и, перенося чрез холмы и горы, засыпают ими все пути и юдоли. Целые холмы и бугры воздвигаются из них окрест селениев и лесов наших и делают входы в них непроходимыми почти.

О! какой бесчисленный сонм. И какое необъятное множество вижу я снежинок сих, летящих тамо и с высоты косвенною чертою стремящихся на землю. Толпясь в великом, стеснении и опереживая друг друга, сокрывают они от очей моих все отдаленные предметы. Ничего, совсем ничего не вижу я вдали за ними! Ни лесов моих, ни полей…, ни селениев окружных…, ни других отдаленностей, которыми толико прельщаюсь я в ясные и хорошие дни. Самые ближайшие предметы едва видимы мне за ужасным множеством снежинок сих! Вот тамо более слышу только шум от рощей моих, нежели вижу их, хотя находятся они вблизи самой и окружают с двух сторон жилище мое.

Вся натура кажется опустевшею и лишенною всех красот своих! Куда ни обращаю взоры, нигде не вижу ничего… ничего, кроме мрака единого и беспредельного хаоса, кипящего из снежинок бесчисленных. В высоте шумит единый только ветр, нагибающий верхи древес и треплющий длинные и так висящие ветви берез высоких. Внизу все селение восприняло на себя вид уныния и печальный образ пустыни сущей. Все здания кажутся опустевшими! Единый завывающий ветр прелетает с одной кровли на другую и переносит с собою целые кучи снегов мелких и сыпучих. Все ближние окрестности оных кипят и засыпаются ими везде, и вихри воздвигают из них целые холмы и стремнины подобнее разных. Кроме сего не видно нигде движения иного. Неприметно даже и признаков, что обитаемо оно созданиями живыми. Все пути и тропинки засыпаны снегом глубоким, и не видно нигде и малейших следов на них. Со взорами, обращаемыми всюду и всюду, не встречаются нигде обитатели жилища сего. Они не видят даже и скотов и птиц, живущих с ними и оживотворяющих в иное время селения наши движениями своими. Все имеющее дыхание и жизнь, все и все удалилось под кровы и сокрылось в места, могущие укрыть и защитить их от бури и непогоды. Единые враны только, и то немногие, чернеются временно кой-где среди несомого бурею снега, но и сии не столько летящие, сколько несомые стремлением бури вместе с густым сыплющимся снегом и поспешающие также найтить где-нибудь себе убежище спокойное.

Я содрогаюсь, смотря на все сие, и гонимый стужею ухожу скорей в тепло с надворья, подхожу к окну своему и простираю взор на сад свой, пред ним находящийся, но и сей представляется взорам моим в положении жалком. Лишенный всех красот своих, Пленяющих меля во все иные времена года, покрыт он теперь мраком, непроницаемым почти очами моими. Сквозь сыплющиеся сверху мириады снежинок малых и больших едва усматриваю я в нем и самые ближние деревья и предметы. Но в каком жалком и меланхолическом виде представляются теперь взорам моим все они, сии деревья и полянки с красивыми сиделками своими, и те кустарники и лесочки, которые толико милы и приятны для меня в хорошие времена года – все-все они теперь занесены, засыпаны и обременены снегом глубоким, все обезображены и представляют собою пустыню и дичь сущую. Самая пышная и высокая ель моя, посаженная некогда руками моими и украшающая собою так много ближайшую полянку сада моего, едва видима мне сквозь густоту снега. Несметные тысячи пушистых клочков его сыплются сверху на распростертые во все страны длинные и зеленые длани ее и, скопляясь в множестве на них, нагибают оные вниз тягостию своею и всему дереву сему придают тем вид особый и прелестный.