Живописатель натуры

Тако переменялась несколько раз погода в течение дня сего и не продолжалась ни одного часа одинаковою. За сильным и крупным снегом следовала вдруг чистота и прозрачность воздуха, а не успевало несколько минут протечь, како паки начинал иттить либо крупный и густой, либо мелкий и редкий снег, перемешанный со мглою, похожею на дождь мельчайший. А там помрачался друг даже свет самый от повалившего самого крупного и такого снега, который удивлял даже всех величиною своею. Но не успел и сей несколько минут продлиться, как готова уже была новая и важнейшая перемена всему. Пресекается вдруг вся тишина, бывшая до того в воздухе, нарушается все спокойствие его, и восшумел превеликий ветр с запада! Сей не успел начать действия и стремительства своего, как мраки и туманы, закрывавшие до того солнце от нас, начали уже тотчас тонет и, свиваясь в кучи, показывать изредка нам уже и солнце самое сквозь себя.

Сие не успело проглянуть и лучами своими озарить землю нашу, как вдруг начались новые и разные явления у нас. Здесь потекли тотчас целые почти ручьи с кровель жилищ наших от растаявшего уже в один миг младого снега на них. Там смоклись и покрылись водою все крыльцы и другие вещи, на которых за минуту до того лежало множество снега. А несколько далее видны были уже вдруг побуревшие тропинки, проложенные по двору в местах разных. И все они явились в один миг усаженными целыми рядами черно-сизых птиц, прилетевших искать на них зерен для пищи себе и ссорящихся уже между собою за находки свои. Другие целыми станицами с карканьем перелетали с места на место, и вся натура казалась оживотворившеюся тогда.

Но увы! – все сие не долее продолжилось как несколько минут только. Новые мраки, бури и метели последовали паки за сим, прервали все сии явления и зрелищи и повергли! опять все в прежний беспорядок, а наконец с приближающимся окончанием дня переменилось вдруг и бывшее тепло на стужу, и хладный резкий ветр понес уже на крылах своих снег мелкий и сухой, и зима, преодолев все усилия солнца, паки восприняла полную власть и все прежнее господствие свое.

Я, смотря на частую переменчивость сию, не мог надивиться непостоянству погоды таковой и, сидючи в спокойном уединении и занимаясь разными мыслями, не один раз сравнивал ее с людьми, подверженными таковой же переменчивости и непостоянству в нравах своих, также во всех желаниях, делах и предначинаниях своих, и находя великое подобие между ними, соболезновал душевно о несчастливцах сих, не помышляющих никогда о том, что и они также всеми нелюбимы, как непогоды сии и что и с ними никто без нужды не хотел бы иметь также дела, как с дурными и непостоянными погодами таковыми. И, наконец, искренно желал, чтоб хотя погоды сии, как сущие подобия и изображения характеров их, надоумили их однажды оглянуться на самих себя и побудили б когда-нибудь помыслить о исправлении своем, а особливо молодым и в том еще не состарившимся. Для сих невеликого б труда и стоило сие, а за верное можно сказать, что никогда бы не раскаялись они в том, но благословлять бы стали день, в. который решились они предпринять сие великое и похвальное дело.

16. Моя собака (сочинено февраля 24 1798)

Великий шум и разногласные завывания сильного ветра, слышимые вне дома моего, поразили уже слух тмой при самом просыпании моем в сей день. Восставая с ложа своего, не ожидал уже я ничего утешительного, но готовился уже заранее видеть возобновившуюся паки всю власть и жестокость зимы нашей и либо одну из вьюг ее или иную какую из погод дурных и беспокойных зимою. Но дождавшись утра и вышед по обыкновению своему на крыльцо, увидел, что в заключениях своих я несколько ошибся. Бушевал только-то один холодный и пронзительных ветер, метели же не было, хотя, впрочем, небо было мрачное, и погода не из лучших Все крыльцо мое засыпано было множеством нового сухого снега, нанесенного ночью ветром, и вдали приметна была превеликая заметь и тогда еще продолжавшаяся.

Как взорам моим ничего особливого и приятного в сей раз не представлялось, кроме длинных и тонких ветвей, висящих наподобие гирляндов со всей кроны милой я прекрасной березы моей, стоящей перед домом моим и на самом хребте Авенезера моего, и толь много украшающей собою гору сию, то, полюбовавшись длинными гирляндами сими, развевающимися тогда от ветра и представляющие тем зрелище приятное, помышлял уже я о том, чтоб иттить опять садиться за стол свой и искать удовольствия в упражнениях иных, как вдруг и нечаянно совсем облапливает меня Центавр мой и прерывает тем помышления мои.

Собака то была, любимая мною и всем двором моим, происходящая от пород датских больших собак и содержащая в страхе и повиновении у себя всех малых и больших собак во всем селении нашем.