Живописец теней

Маленький бар в турецком квартале Кройцберга назывался «Злой мальчик». Иоаким чувствовал себя здесь не в своей тарелке, как, впрочем, на его месте чувствовал бы себя любой сорокалетний гетеросексуал. Бармен, в кожаных брюках, с пирсингом на сосках и с пустым взглядом, протирал пивные кружки. У входа стоял бородатый толстяк в шортах, тоже кожаных. Если верить Хамреллю, который, как современный Крафт-Эбинг[173], постоянно каталогизировал сексуальные отклонения, этот тип принадлежал категории «немецкие медведи». Чтобы случайный посетитель не заблуждался насчет характера заведения, стены были украшены планшетами Том-оф-Финланд[174], на которых мускулистые парни занимались друг с другом эротическими играми. Короче, Иоакиму было очень неуютно, иногда он даже невольно вздрагивал, опасаясь, что кто-то начнет к нему приставать. И все же он не хотел уходить – «Злой мальчик» располагался как раз напротив интересовавшего его адреса.

– А ты видел моего сына? – спросил Хамрелль, избегая зазывного взгляда вышибалы в кожаных шортах. – Ему бы здесь понравилось.

– После завтрака не видел.

– И я не видел. Ужас какой-то… Ясно, что парень чересчур интересуется всякой клубничкой, но что будет, если он попадет в ночной клуб, где у него появится возможность всему научиться, не платя ни гроша? Он же гомик!

– Почему ты так уверен?

– Я умею делать выводы. Он не хочет платить девкам – это я могу понять. Для молодежи это унизительно. Может быть, и не стоило ходить в такие места, как «Лолины титьки» или «Бангкок-фан». Но клуб «Кит-Кат» – это что-то, знаешь! Ночной клуб для желающих поэкспериментировать. Для самых разных желающих, надеюсь, ты успел заметить. И что происходит? Не успел я отвернуться, а он уже направляется в укромное местечко в компании двух каких-то извращенцев! Не знаю, что бы было, если бы я его не перехватил. Можешь думать обо мне все, что хочешь, Йонни, но я не хочу, чтобы у моего сына были странные наклонности.

Карстен глупо улыбнулся кожаному бармену и получил в ответ кокетливую пивную отрыжку, что вполне можно было расценить как приглашение к флирту. Но Карстен твердым и неподкупным тоном потребовал принести еще бутылку «Йевера».

– Ты говоришь как истинный гомофоб.

– У меня никаких проблем с педиками нет, пока они на меня не покушаются. Посмотри на бармена… ты бы нанял его посидеть с ребенком?

– Фиделю скоро восемнадцать. Он самостоятельный человек и делает что хочет.

– Ну уж хрен! Я его папаша, и я за него отвечаю.

В ожидании, когда в доме напротив зажгутся окна, Иоаким изучал окружение. Еще не было и шести часов – по-видимому, истинная жизнь здесь начнется только через несколько часов. Пришел еще один кожаный, с чудовищными бицепсами, занял место под рисунками Том-оф-Финланда и начал задумчиво почесывать в паху. Должно быть, именно в таких местах и заражают друг друга разными болезнями. Или подсыпают в стакан какой-нибудь порошок, опоят, а потом грабят… или тащат в отключке вон за ту дверь, а там, в задней комнате, наверняка занимаются разными мерзкими извращениями. В этом городе люди, похоже, только на этом и специализируются. Очнулся – а тебя приковали цепью к пыточной лавке, и жирный тевтон, хохоча, сдирает с тебя штаны… Иоакима передернуло.

– «Кит-Кат» – настоящая катастрофа, – продолжил Карстен. – Вчера я, например, понял, что у меня уже не стоит, в таких заведениях я становлюсь импотентом. Черт их всех… мне кажется, у меня скорее встанет на «немецкого медведя» на мотоцикле.

– Но тебе же нравятся бары в борделях?

– Бар – это другое дело. И знаешь, завязывай со своей политкорректностью. В борделях, не в борделях… Бар – это бар, там приятная обстановка. Думаю даже, что некоторые такие заведения совсем неплохи для моего сына – это как бы нормально, входит в образование.

– Ничего нормального в этом нет – потягивать пиво в борделе и делать вид, что это обычная квартальная рыгаловка… ты что, хочешь таким способом проверить ориентацию своего восемнадцатилетнего пацана?

– А что? Для его же блага… Сам я никогда за секс не платил. Ни разу в жизни!

– Только как кинопродюсер.

– Вот именно! Подумываю, кстати, не вернуться ли мне в этот бизнес.

На пороге появился господин средних лет, который вполне мог оказаться родным братом Александра Барда[175], в морском кителе и с роскошными моржовыми усами. Он подошел к стойке и, оживленно почмокав бармена в щечку, направился к страдающему чесоткой культуристу. По пути усач наградил Иоакима таким взглядом, что у того рефлекторно напрягся сфинктер прямой кишки.

– Я-то думал, тебе надоело… – сказал он, чтобы что-то сказать.

– И я так думал. Но заниматься искусством, как оказалась, еще хуже.

– Коль сапоги тачать начнет пирожник…