Живописец теней

Какой чувствительный юноша, подумал Иоаким, пока они несли Фиделя в такси. Впрочем, он понимал это и раньше, а вот то, что мальчик оказался гомосексуалом, оказалось для него новостью, – впрочем, какое ему дело?

– Я перехватил его, он шел в темную комнату с двумя гомиками постарше. И он упал в обморок! От стыда или от возбуждения, откуда мне знать…

Вдвоем им удалось погрузить юношу на заднее сиденье. Очередь в клуб растянулась уже на полквартала. Начался дождь, многие держали над головой зонтики, чтобы, не дай бог, не намокли их праздничные одежды. Это наше будущее, подумал Иоаким, не надо гадать, каким оно будет, оно уже здесь. Это цена, которую мы платим за так называемую свободу, за ничем не ограниченный доступ к голому телу – на телевидении, в кино, в документальном мыле, в рекламе, в кабельной порнухе, в Интернете… Вот она, антиутопия об окончательном упадке западной цивилизации, пародирующем упадок античного Рима… Вся наша империя скоро падет, сомнений не может быть – какие еще нужны симптомы после того, чему он сегодня был свидетелем?.. За это нас и не любят в других частях планеты – за наш либерализм и так называемую широту взглядов, которые на деле оказываются вульгарным гедонизмом и либертизмом[177].

– Малышу теперь прямая дорога в постельку, – сказал Карстен. – А потом – на первый же рейс в Колумбию, опомниться не успеет. Еще повезло, что адвокат твоего папаши не стал скупердяйничать, иначе откуда бы мне взять деньги на билет… Не хочу иметь это на совести, Йонни. Быть гомиком в Колумбии… как вспомню, так вздрогну.

– Может быть, он просто растерялся. То, что там творилось… да еще в тридцатиградусную жару – кто угодно склеится. Знаешь, Карстен, я не уверен, что и мне хотелось бы видеть кое-что из того, что там происходило.

– Никаких обсуждений. Домой, к маме, пока он окончательно не превратился в педрилу.

– Я ему очень благодарен – он вычислил для меня отцовского компаньона.

– Ты его еще не нашел.

– Завтра он возвращается, и у нас есть адрес.

Фидель очнулся и сел. Карстен протянул ему бутылку с водой, потом вынул носовой платок и озабоченно вытер Фиделю лоб.

– How are you feeling?

– Okay. Little headache, but okay[178].

В последнее время английский Фиделя достиг невиданных высот. Иоаким подозревал, что парень намеренно скрывал, что сносно владеет языком. Он, наверное, понимал из их разговоров намного больше, чем хотел показать… Скорее всего, понимал почти все.

– I want you to rest, Fidel. Take it easy. It was wrong of me to bring you to a place like this – terribly wrong! I wanted you to have fun, may be play around with some interesting girls, but it all got out of control. And you must watch out for strange men in leather, promise me that![179]

Фидель отхлебнул воды, неразборчиво пробормотал что-то и уставился в окно.

– Невероятно, – сказал Карстен. – Как прикажешь объясняться с его мамашей?

– Тебе, может быть, лучше объясниться с самим собой… Что он вообще здесь делает?

– Что ты хочешь сказать?

– Вот и подумай! Почему он, например, тебя разыскал? Через половину земного шара летел, чтобы разыскать отца!

– Он сам себя найти не может… так часто бывает.

– То-то оно и есть.

Карстен так и сидел без рубашки. Хоккейная маска на затылке напоминала гигантскую иудейскую кипу. На уже обвисшей груди его Иоаким впервые заметил маленькую татуировку, изображающую симпатичную божью коровку.

– Why are you there? – спросил он, повернувшись к сыну. – Why did you come to visit me in Stockholm? At least tell me if you are gay. I’m your father, I have right to know![180]

Фидель посмотрел на них без всякого выражения – сначала на Иоакима, потом на Хамрелля.

– Fuck you! – сказал он наконец. – Fuck you both.

Perverts![181]

Вычислить анонимную аватару «Господин Рюддингер» в немецком аналоге «Flashback Forum» оказалось задачей, достойной Интерпола. Но проблему, решение которой наверняка потребовало бы не меньше недели работы целого отдела уголовной полиции, специализирующейся на поимке педофилов и террористов, Фидель решил за час с небольшим. Поэтому Иоаким и в самом деле был ему очень благодарен… В Фалькенберге, где Иоаким наводил справки перед отъездом в Берлин, дела шли как по маслу. Семборн, вопреки всем ожиданиям, купил последнего Кройера за сумму, которая наверняка покроет все их путевые расходы на месяц вперед.

– Какая мне теперь разница? – сказал адвокат под конец, выслушав все аргументы Иоакима. – Меня и так уже надули на чудовищную сумму.

– Вы манипулировали с отцовской бухгалтерией. Я мог бы заявить на вас в полицию, но не стану этого делать. Кстати, ваша репутация только выиграет, если вы приобретете еще одного Кройера. Такие вещи производят впечатление.

– Здесь искусство никого не интересует, – горько сказал адвокат. – Кто здесь вообще слышал имя Кройера? Большинство уверено, что Пикассо – название пиццерии. Но я понимаю, что ты хочешь сказать. Поверь мне, очень хорошо понимаю.

Шантаж подействовал. Адвокат нервно двигал очешник по гладкой поверхности стола.

– Что же, картина составит компанию остальным в чулане.