Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником

В то время я уже была одержима сексом. Потом это только усугубилось. Но к тому вечеру в Поконо я уже была им чрезмерно озабочена. Лишь недавно мне удалось проследить корни этой озабоченности до смутного воспоминания времени, когда мне было лет пять или шесть. Я спала в кровати родителей, как всегда в том возрасте. Вечером я смотрела фильм об оборотнях и была убеждена, что они придут за мной во сне. Каждые пару месяцев моя мать пробовала что-то новенькое. Новое постельное белье, даже новую кровать. Но ничто не могло меня заставить спать в своей комнате. В тот вечер родители старались особенно усердно. Начали агитировать меня еще за ужином. За пастиной – да-да. Мать выразилась в том духе, что я очень сильно ее разочарую, если хотя бы не попробую. И я попробовала. Я пробовала примерно час, а когда заснула, мне приснился бархатный серый ковер в комнате с зеркалом, и я смотрела в зеркало, когда внезапно оно треснуло пополам, и я увидела на ковре полосу черной крови. Услышала волчий вой. Проснулась в ужасе и ринулась в родительскую спальню. Мать обняла меня, и я легко уснула. Пару часов спустя проснулась снова, на сей раз от движения. Это была кровать королевских размеров, и иногда я просыпалась и не могла понять, где моя мать, и если она сидела в туалете, то я не находила покоя, пока она не возвращалась. В этот раз справа от меня мамы не было, но в постели она была. Мать лежала на стороне отца, а он нависал над ней сверху и двигался. Я медленно перевернулась на другой бок и увидела на полу ее лифчик с трусами и ночную сорочку. Полагаю, я лежала так, пока все не кончилось, и тогда уснула снова, но на самом деле точно не помню. Эту часть я отключила. Хотя это действительно случилось: мои родители трахались в постели рядом со мной.

Тогда, в Поконо, матери было все равно, сплю я или нет. Бабушку изнасиловали, и отец поехал в родной дом, чтобы побыть с ней, и, возможно, чтобы выследить насильника на улицах Оринжа, городка в штате Нью-Джерси. Однако мать подозревала, что ее муж занят чем-то другим, и в этом другом заключается причина, по которой он не взял с собой нас. Теперь, когда я знаю бóльшую часть истории, все становится логичным.

Но, лирику в сторону, я все равно не понимаю, почему мать хотела быть одна в своей постели в ту ночь, почему мое тело рядом никак не могло ей помочь. И по сей день в сердце горит этот химический ожог, который я никак не могу охладить.

Глава 23

Две женщины молча сидели за моим кухонным столом. Я спросила, хочет ли кто-нибудь охлажденного чаю. Интересно, думала я, Элис видит, как меня трясет? Обратила ли она внимание на то, как девчонка держит руки в карманах своего пуловера? Элинор тем временем излучала все ту же устрашающую ярость, которую я столько раз видела на лице ее отца. Он гневался на меня за то, что я о чем-то солгала, за какой-нибудь нарождающийся роман с другим, но не мог показать своих чувств. Поэтому Вику приходилось скрывать злость за стиснутыми зубами. А еще был страх, что я увижу его насквозь, что я распознаю его гнев и в отвращении уйду.

Элис сказала, что с удовольствием выпьет стаканчик. На пляже в тот чудесный день я призналась ей, что не думаю, что что-то сможет вырасти внутри меня. Элис прикоснулась к моему животу и возразила, мол, она уверена, что я ошибаюсь. Я сказала, что вообще не хочу, чтобы внутри меня что-то росло.

– У меня однажды был выкидыш, – призналась, в свою очередь, Элис. – Я даже не знала, что беременна. Я пропустила две менструации, но, дура, даже не догадывалась о причине. Я тогда встречалась с французом. Нам было по пятнадцать, мы отдыхали в туристическом лагере в Доломитах. Я сказала своему парню, знаешь, кажется, у меня выкидыш. Он не знал, что делать. И уснул. Не залез в спальный мешок, не накрылся одеялом, а поутру, когда все было кончено, и я вернулась, подмывшись в ручье, мой бойфренд сказал, что всю ночь спал ужасно. Это был его дар мне. Его ужасная ночь.

– Из тебя что-то вышло?

– Необязательно рассматривать, чтобы понять. Помню, как отчаянно мне была нужна моя мать. Ты по своей скучаешь?

– Нет, – солгала я. – Жаль только, что моей тетки нет в живых.

– Тебя воспитывала тетка? Как погибли твои родители, Джоан?

– Гося, да, она меня растила. Или позволяла мне самой расти.

– Расскажи мне о ней, – попросила Элис. И я с радостью стала описывать ей Госю, ее запахи, одежду и шубы. Ее большой черный «Мерседес» и то, как каждый раз, когда она говорила со мной по автомобильному телефону, я слышала, как звякает ремень безопасности и просила: «Гося, пристегни ремень», – а она отвечала с сильным акцентом: «Заткнись! Лучше скажи мне, как ты поживаешь?»

Я объяснила Элис, как меня успокаивало то, что Гося – не моя мать, что я не обязана любить ее как мать. Что я не обязана ничего знать о ней. Не было предыстории, которую мне пришлось бы просеивать сквозь сито. Теткина собственная история всего лишь служила мне уроком. Гося копалась в ней, когда приходилось давать мне советы.