Живу, пока люблю

Школа. Много чёрных детей. И ни одного понятного слова. Она глуха, она нема, ей физически больно от какофонии незнакомых звуков.

Подходит учитель, открывает перед ней книгу. На картинке — девочка и мяч. Девочка — «girl», мяч — «ball», ложатся рядом слова. Все вместе повторяют эти слова и пишут в тетрадках.

Играют. Разноцветные кубики с буквами складывают в слова.

После уроков всех сразу разбирают родители. За ней в класс приходит Вадька, и они идут домой. Идти недалеко, два блока. Мама спит, они открывают холодильник, достают мороженое и пакеты с печеньями, хрустят, смотрят телевизор, обсуждают, что поняли сегодня, что узнали, сколько слов сегодня запомнили.

Теперь её «Я» — в Америке — тощее, в нём её мало, и оно скулит. Отец спит, когда они с Вадькой уходят в школу, его нет дома, когда они возвращаются, а мать спит.

Мать просыпается часов в шесть-семь и начинает ругать их: почему всё разбросали, почему не сделали уроков, почему не вымыли чашки.

Кира приходит поздно, и всегда её привозит на машине Сеня. Он заходит, здоровается с ними, целует Киру на прощанье и, не сказав им ни слова, уходит. А они прилипают к окну — смотреть, как он садится в свою большую машину, как осторожно трогается с места. Кира изображает из себя взрослую, в их игры не вникает, а покровительственно спрашивает: «Вы не шалили сегодня?»

Но жила с ними Кира недолго. Она сказала, что выходит замуж, и переехала к Сене. Совсем редко стали видеться.

В школе есть несколько чёрных девочек, которые остаются во дворе, когда других забирают родные, и Варвара вместе с ними лазает по лестницам, носится, играет в мяч, гоняет с ними порой и дотемна.

И только голод загоняет её домой.

Асфальт, баскетбольное кольцо, около которого скачут мальчишки, дерево, голое зимой и белое весной, с пахучими цветами — её «Я». День за днём тянется, проскочил год, второй, третий. Теперь она понимает каждое слово, теперь её главная жизнь — здесь, с чёрными девчонками.

У Оливии четыре брата от разных мужчин. Придёт мужчина, трахнет, как говорит Оливия, мать, уйдёт, придёт — уйдёт, а у матери опять растёт пузо. Мать хочет, чтобы Оливия сидела с братьями, а Оливия не хочет. Братья орут, им надо попки вытирать, их надо кормить. Вот почему она здесь до темна.

У Дру брат — старше неё, он дерётся и кричит. Он велит ей раздеваться и разглядывает её, ей не нравится это, когда он везде суёт свой палец. А мать всегда пьяная. Вот почему Дру здесь.

Джессика боится бабку. Отца никогда и не было, мать в тюрьме, а бабка к ней пристаёт: кури да кури! Сама целый день курит, смотрит телевизор и смеётся. А то примется махать руками, машет и смеётся. А чего машет, не понять. Есть не готовит, только смеётся. Джессику кормит тётка, сестра матери. У тётки своих трое детей, заскочит к ней на минуту, принесёт кусок курицы или макароны и бегом домой.

Варваре жалко своих подруг, никакого удовольствия от жизни они не получают. У неё удовольствий много. Когда придёт вечер субботы, отец посадит их всех в машину, привезёт в большой гастроном и скажет: «Берите каждый кто что хочет». Они с Вадькой не теряются, тащат в коляску и мороженое, и конфеты, и бананы, и пиццу, и кока-колу. Мама набирает себе сигарет. Дома в духовку бросают пиццу или кусок мяса, пируют. А ещё удовольствие: мама читает им русские книжки. Почитает, почитает, потом заставляет их читать по-русски. Сначала было трудно, теперь нравится. Книжки с картинками. Как кино смотришь. Ещё удовольствие — плавать. Летом отец выбирает время, везёт их к океану.

Жалость к девчонкам активна. Им — пакет хрустящей кукурузы или печений. Им — пицца. Им — вокман, который отец купил Вадьке. Им — клятва дружбы. Так клялись ребята в русских телефильмах.

Её «Я» теперь и эти девчонки. Их синяки, их слёзы, их обиды.

Училась она легко. На уроках было скучно. Бездумное, бесконечное повторение одного и того же раздражало, она начинала рисовать лица и фигуры. Часто чистой бумаги не оказывалось, и рисовала прямо в той же тетрадке, на которой писала, только сзади.

Годы слились в один ком. Изо дня в день одно и то же: уроки, девочки; дома — дым, от которого першит в глотке.

Наступил день, когда их выгнали из квартиры. В течение нескольких часов «нужно было исчезнуть». Переезжали в другой город. Варвара и девчонки плакали — теперь не поиграешь вместе после уроков.

2

Новая школа сначала не понравилась. Все друг друга знали, на неё смотрели насмешливо — чего ты представляешь из себя?

Она звонила своим девчонкам каждый вечер, часами висела на телефоне. Девчонки пересказывали ей свои беды, и она жаловалась им на ребят, на скуку.

Так длилось какое-то время, пока к ней не подошла Самита.

Для своих тринадцати-четырнадцати лет Самита очень крупная, ей можно дать восемнадцать.

— Ты откуда взялась такая? — спросила её Самита.