Живу, пока люблю

Вадька старше ровно на год, но кажется, что старше на много лет. Он любит читать, сидеть перед компьютером, слушать стихи, которые читает иногда мать. И всё пристаёт к отцу, чтобы тот спел ему песни.

Когда-то давно, в другой жизни, Илька принёс отцу гитару, сказал: «Сыграй-ка!» Отец отказывался, Илька просил. «Нет, ты будешь снова играть! Без твоих песен я не представляю себе всего этого!» — Он махнул рукой.

Она ещё совсем маленькая была, а запомнила выражение лица отца — словно горьким лекарством его поят, и словно кусок любимого торта ему дали!

У отца не было большого пальца до середины и безымянного с мизинцем до середины. Где он их потерял, тайна. И тайна многое в жизни отца — почему он не любит снег и мороз.

Отец тогда долго настраивал гитару, а потом стал играть и петь: «Деревянные города», «Синий троллейбус», «Атланты»…

Гитару Илья унёс, она была чужая, но Вадька с тех пор часто пристаёт к отцу: «Спой, па, то, что ты пел тогда!»

Она ещё совсем маленькая была, а песни словно отпечатались в её голове, и слова остались жить в доме. Стоит только закрыть глаза и «включить» песни отца. Про атлантов, которые держат небо на своих руках, про последний троллейбус, в который обязательно нужно успеть вскочить, про город мёртвых, как объяснил им отец когда-то…

В Америке гитары нет, и Ильки нет, и отец редко бывает дома, но как-то услышала Варвара из-за двери в комнату, где отец сидел с Вадькой, его тихий голос — снова про деревянный город…

Значит, Вадьке отец поёт, а ей нет?! И Вадька после посиделок с отцом за компьютером выходит лоснящийся, словно намазанный мёдом.

— Я должна деньги, — повторила отчаянно Варвара.

— Отец придёт, попроси.

— Когда он придёт? Может, он снова не придёт два дня. Может, он кого в Нью-Йорк повёз. Почему в такси нужно работать ночью?!

— Потому что ночью платят больше. Машин меньше, а самолёты всё равно летают.

Она не пойдёт сегодня в школу, и всё, пока не вернётся отец. Не успела подумать, как раздался звонок в дверь.

— Это ещё кого принесло? — удивился Вадька.

Может, отец позабыл ключи? Варвара кинулась к двери.

— А я за тобой. — Самита блестела зрачками. Щёки у неё красные, будто натёртые.

— У меня нет денег, и я не пойду сегодня в школу, — сказала Варвара.

— Ну и дура. Подумаешь, сегодня нет, завтра что-нибудь придумаешь. Дела-то! Будешь должна. У меня память классная, я все твои долги запомню.

— Пять минут, и я готова.

Варвара оставила Самиту в гостиной, сама помчалась к холодильнику. Она хотела есть. И стала хватать всё, что под руку попадалось: кусок старой пиццы, кусок колбасы, отломила хлеб прямо от батона. Выпила из горла молока.

По дороге в школу спросила:

— Почему у меня была кровь на ногах? Что со мной случилось?

Самита захохотала, а отхохотавшись, важно стала объяснять:

— Потому что трахнули тебя, моё сердечко, и ты теперь не целочка, ты теперь, как все мы, женщина. С тобой Люис занимался сексом. Разве ты не помнишь? Ты ещё визжала, как резаная, а мы все смотрели и смеялись над тобой.

— Почему ты всё помнишь, а я ничего не помню?

— Потому что, моё сердечко, мы привычные, раз. А ещё потому, что Люис перестарался — дал тебе большую дозу.

— Что такое «доза»?

Самита опять захохотала:

— Ты совсем тёмная. Ты откуда такая взялась? Я думала, ты соображаешь. А ты ничего не сечёшь.

— А что я должна сечь?

— А то и должна. Мы с тобой балуемся наркотиками, ловим кайф.

— Наркотиками?!

— У тебя что хорошего в жизни? То-то, молчишь. И у меня ничего. Отец с братом пьют, лупцуют нас с матерью. Да и мать любит выпить.

— Как же тогда они могут работать?

Самита опять захохотала:

— Ну и весёлая ты, сердечко моё! Всё тебе нужно разъяснить. У родителей есть работник. Он вкалывает после восьми вечера. Что в это время делают родители? Пьют, дерутся, ругаются — кто кому испортил жизнь. Что делать мне в таком спектакле? Бежать прочь, пока не попало. Вот я и бегу.

Варвара стоит посреди дороги, смотрит на Самиту.

— Чего уставилась своими фонарями? Глаза-то — больше лица! Идём, в школу опоздаем.

— Ты тоже того?…

— Что «того»?

— Становишься пьяная, — наконец Варвара нашла нужное слово.

— Точно. Соображаешь. Я как раз тоже пьяная, правильно. И только тогда я не грязь и злость вижу, а кайф. Я плаваю в небе, я летаю, я отдыхаю от своей чёртовой жизни.

— Почему «чёртовой»? В школе же не дерутся и не пьют.

— А что мне делать в школе? Голова не варит. И скучно. Мухи дохнут от скуки, не то что я.

— Как же жить?

— Вот то-то и есть.

— В школе говорят: наркотики разрушают, приводят к смерти.

— Кто это говорит? Старые девы. Что у них есть хорошего? А мы с тобой получили кайф, так или нет?

— Н-не знаю.

Вспомнила слова учительницы: «К наркотикам люди привыкают и потом не могут отказаться от них. Но то, что происходит с людьми, когда они принимают наркотики, — не жизнь, иллюзия. Человек встряхивает свой организм, после небольшого периода принятия наркотиков организм становится дряблым и очень скоро изнашивается совсем. Порой человек, принимающий наркотики, в девятнадцать лет может выглядеть, как в шестьдесят».