Варвара ответила и с любопытством уставилась на Самиту. У той ярко блестели глаза, наверняка светятся в темноте, губы, чуть подкрашенные, казались на лице цветком, так резко выделялись они на бледной коже. Самита приехала из Порто-Рико в три года, о Порто-Рико не помнила ничего. Её отец содержит бензоколонку, там же работают мать и старший брат. Отец и брат чинят машины, мать продаёт то, что есть в магазине при бензоколонке. Самита говорит, чуть растягивая слова, в упор смотрит на Варвару. Жалеть её не хочется.
— Сегодня пойдёшь со мной, сразу после уроков.
Варвара кивает.
Почему не пойти? У неё здесь нет подруги.
Комната, куда она попала, — полупустая. Диваны и ковёр посередине. На ковре сидят два парня из класса, два незнакомые, ещё две девчонки, кроме них с Самитой. Гремит музыка. Парни и девчонки курят, и запах дыма кружит голову. Он совсем не похож на запах маминых сигарет, от него вспыхивают краски — жёлтое, взболтанное с зелёным, розовое с голубым.
Один из парней встаёт, идёт к ней.
— Потанцуем? — И начинает дёргаться перед ней, качаться.
Но вот ритм ускоряется, парень двигается всё быстрее и быстрее, ноги мельтешат, Варвара не успевает уследить за последовательностью их движений. Она тоже хочет танцевать, но не умеет, лишь качается в такт музыке.
Сигарета сжата зубами, из неё дым Варваре в лицо, дурманит, и движения её становятся всё суетливее, быстрее и беспорядочнее, она едва попадает в ритм музыке.
— На! — Парень суёт сигарету из своего рта в её, и дым врывается в неё ожогом и радостью.
Это состояние — новое. Радость — из детства, когда рядом был отец, когда она обхватывала его за сильную тугую шею и зарывалась в его бороду. Позабытое чувство. Словно из заброшенности, бесхозности снова попадает в его тёплые руки, укрывающие её всю. Парень обнимает её, тормошит, дёргает в такт музыке, в его руках — жарко. Детские сказки ожили. Пляшут их герои — богатыри, деревья, царевны, цветки. Краски яркие, из радуги, светятся. Варварино «Я» разрастается до неба, так же далеко вширь. Варвара смеётся, хохочет, закинув голову, и сигарета выпадает изо рта, парень подхватывает её. Варвара любит парня, сама припадает к нему, как когда-то к отцу. Она не одна теперь, она вместе с героем из детской сказки и окружена защитными стенами сказочного мира от чужой жизни.
Девчонки тоже танцуют.
Все скачут друг перед другом под сумасшедшую музыку.
— Люис, Люис, дай ещё Варе, ещё! — кричит Самита.
Новая сигарета оказывается в Варварином рту. Она сосёт её, как конфету. Причудливые облака, розовые, с голубыми окантовками. Она несётся на одном из них к золочёной горе. Подлетает, хочет ухватиться за макушку, но её уносит прочь — к бурлящему озеру. Она на качелях качается: от золочёной горы к озеру, от озера к золочёной горе. Воды много, это не озеро, это океан, волны до неба, она на гребне волны плывёт. Прямо в небе цветки на зелёных узких ножках. Салатный цвет, светло-зелёный, светло-голубой, оранжевый. Варвара распахнула себя — она хочет слиться с ними, стать тоже оранжево-салатной волной, облаком, цветком. Она — плоть воды, неба, цветка.
Очнулась — за окном утреннее солнце. Болит голова. Ей в голову стучат. Она хочет крикнуть «Войдите!», но язык разбух. Тело чужое, она полураздета, на ногах запёкшаяся кровь, блузка расстёгнута. Ползёт по телу мокрицами холод, щиплет.
— Папа! — слабый звук внутри.
Отец придёт, спасёт. Где её отец? Где она сама?
— Идём домой! — говорит Самита.
Она нависает над Варварой всей своей сочной массой, и полураскрытые груди чуть колышутся от дыхания.
— Сигарету, — с трудом говорит Варвара.
— Э, нет, малышка. Неси бабки, получишь. Они кусаются, они денег стоят.
— А где я возьму? У меня нет. Мы бедные.
— Богатая ты или бедная, не моё дело. Хочешь балдеть, плати. Сейчас катись домой, переоденься и в школу, а то забодают, затаскают, школу пропускать нельзя. После уроков здесь. Бабки — и сигарета твоя, и кайф — твой. Ясно?
Отец дома не ночевал, а мать, кажется, и не заметила, что её нет. Читает свои книжки по-английски и по-русски одновременно, балдеет, ничего вокруг не видит.
Варвара пошла в душ и долго оттирала с ног присохшую кровь. Тело было новое. Оно ныло и просило у неё чего-то. Долго стояла под душем, прислушивалась к телу. Ей хотелось скулить, прижаться к животу собаки или кошки.
Когда она вышла из ванной, мать уже отправилась спать. Время вставать Вадьке и идти в школу.
Где взять денег? У матери нет.
— Вадь, дай денег.
Брат открыл глаза. Такие же чёрные и большие, как у матери. «Армянские страдальческие глаза, — про мать сказал однажды бабке её знакомый. — У твоей дочери глаза нашего народа. Спасибо». Абракадабра, не фраза, без смысла. При чём тут «народ»? При чём тут «спасибо»? И чего это какие-то дурацкие слова приходят в её голову?
Вадька потянулся, зевнул во весь рот и сел.
— Чего-о-о? — спросил он.
— Я должна деньги.
— У меня такое не водится. Я бы и сам не отказался. Хочу купить одну компьютерную игру…