Его гитара и Еленина остались на Кольском.
Осторожно, как когда-то Варвару из кровати, Евгений вынимает из коробки гитару.
Семиструнка.
У них у обоих с Еленой были семиструнки.
Кто взял себе Еленину гитару?
В течение тридцати лет не думал, не вспоминал о гитарах. Всё умерло, исчезло вместе с Еленой.
И вдруг вот она, похожая на Еленину, та же рыжина, с разводами.
Он прижал к себе гитару и пошёл к себе. Покачивалась вокруг вода, по которой он плыл мальчишкой, светило солнце, и посланные ему Богом слова сплетались с мелодией:
Слова изливались из него вместе с остатками боли, солоно было во рту, но он перебирал и перебирал струны — очищал свою кровь, словами вымывал коды болезни.
Последнее слово. Весь мокрый и лёгкий, он буквально рухнул на кровать, прижал гитару к себе и отключился.
Сколько времени он проспал, не знает.
Разбудил голос отца: «Встань и иди, сынок».
Сколько сейчас времени?
Дома тихо.
Отец любил Елену. Поил её чаем с зефиром и рассказывал ей о войне.
Как-то Елена спросила его:
— Было вам страшно на войне?
Он задумался. А потом сказал:
— Разве в девятнадцать, двадцать лет бывает страшно? В смерть не веришь. Играли в войну — мальчишки! И думали, смерть тоже понарошку. Пока не стали гибнуть друзья.
Рассказал отец и о том взрыве, подведшем его к смерти.
Отец часто жалуется, что ночами не спит.
Евгений набирает его номер, поёт ему песню. Допев последнее слово, отключается.
Елена любила его отца.
Руки снова берут гитару. И сами собой рождаются строки:
Евгений набирает номер. Слышит бессонный голос отца, начинает ему петь. И после долгой паузы:
— Сынок, я в порядке. — Эхо последних слов песни.
— От Элки и от меня, — говорит Евгений.
И снова, как после первой песни, отключается.
Проснулся снова уже ночью. Стучит рэп у Варвары, тянет дымом из кухни, где Вера читает, курит и пьёт чифирный чай.
Это дурной сон, с чужими запахами и чужими звуками.