Живучее эхо Эллады

– Гляди… Вода!..

– Окрестные болота…

Похоже, не найти во мраке брода.

– Гляди туда, и там блестит вода!..

Так скоро Лерна?

– Думаю, что да.

Прячь колесницу в близлежащей роще.

Сумеешь без меня?..

– Чего уж проще!

Найти скорей чудовище желая,

Геракл оставил тут же Иолая

И заспешил, не ведая преград.

Он брёл болотной жижей наугад,

Где дремлют склоны, зубы – скалы щеря,

Где может гидра прятаться в пещере.

Когда восток зарницей заалел

И он желанный сон преодолел,

На камне сидя вымокшим, усталым,

Услышал, что вблизи заклокотало,

Забулькало, забилось в темноте,

Как будто палкой били по воде.

Он лёг на стылый камень, мокрый, липкий,

Подумал о себе: «Герой великий!..

От жабы мерзкой спрятался в кусты,

Спасаясь под покровом темноты.

Иди и бей могучим кулаком

Кишащий злыми головами ком!

Чего лежишь, собою камень грея?!»

Но кто-то молвил голосом Копрея:

– Ты душу сам себе не береди,

Пока не светит солнце – уходи!

А заблестит под солнцем чешуя,

В тлен превращая льва и соловья,

Так гидра (злому миру на потеху)

Оставит от тебя одни доспехи!

И на восток взглянув, Геракл могучий

Увидел, что спасительные тучи

Уже впитали первые лучи,

И стало так обидно, хоть кричи.

Но вдруг увидел, утверждаясь в вере,

Как плавно направляется к пещере

Неровное лохматое пятно

И в зев её вползает, как в окно.

Подумал, поднимая с камня тело:

«Ты спать на радость людям захотела,

Предоставляя право победить

Уставшему в бессоннице бродить».

Он сам вздремнул, собрал сушняк в лесу,

Сбивая телом стылую росу.

Под треск и гоготание костра

Пришла надежда, радости сестра.

Герой, каливший стрелы добела,

Махнул рукой – была иль не была!

Всю ненависть вложил в свои слова,

Пока стрелу тянула тетива:

– Проснись, поганка! Времени в обрез!

Прими на завтрак мой деликатес!

И эхо повторило много раз

Обрывки слов, звучавших, как приказ.

Проснулась гидра в силу громких слов,

И девять злых, пугающих голов,

Гераклу обещая кучу бед,

Под солнцем жмурясь, выползли на свет.

Когда же тетива струной запела,

Калёные выталкивая стрелы,

Летящие со свистом чередой,

И гидра в ранах скрылась под водой,

Геракл, глядевший на пещеры лаз,

Не отводя своих прекрасных глаз,

Поверил, наконец, вздохнув устало,

Что подвига свидетельства не стало,

И сказывай, не сказывай про то,

А подвиг без свидетельства – ничто!

Он прочь ушёл, с досады багровея,

Ругая и себя, и Эврисфея.

«Нет подвига… Но, вправду – был таков!..»

Геракл сделал несколько шагов

И тут же понял, что ушёл напрасно,

Увидев то, что было так ужасно!..

В сверкнувших молнией крутых изломах тела

Разгневанная гидра подлетела,

И, опершись на мускулистый хвост

(Ей неудобен был Гераклов рост),

Злодейка изготовилась к атаке,

Желая победить в кровавой драке.

Не различая в ней живот и спину,

Геракл ударил в тела середину,

И палица, нарушив тишину,

Скользнула, как по мокрому бревну.

Поняв, что гидру не проймёшь ударом,

Он, дабы время не потратить даром,

Подпрыгнул вверх, как птица на крыле,

Всем весом пригвоздив её к земле.

В бездействии глухом побыв немного,

Она хвостом ему стянула ноги

И, проявив немыслимую прыть,

Геракла норовила повалить:

Толкала, била, дёргала со зла,

Но он стоял надёжно, как скала!

И мерзкое свидетельство живое

Кусаться стало каждой головою

Из девяти целёхоньких голов.

Он палицей взмахнул без лишних слов —

Удар!.. И головы одной не стало,

Но две на том же месте отрастало!

В ответ на все Геракловы удары

Из рваных шей опять рождались пары

Огромных, злобой дышащих голов,

Герою руки искусавших в кровь.

Как силою его пренебрегли —

Он молотил их, а они росли!..

К тому же гидра кликнула подмогу —

Верзила-рак герою впился в ногу,

Клешнями непомерными сверля,

Как будто шевелиться не веля.

Устал Геракл! Но, победить желая,

Себе в подмогу кликнул Иолая.

Примчался Иолай:

– Вот это дра-а-ка!..

И камнем сбил с ноги героя рака,

Разгрёб костёр, калёной головешкой

Поджёг деревья, крикнул:

– Бей!.. Не мешкай!

И бил Геракл (куда усталость делась?),

Рука его, как мельница вертелась,

А Иолай, на выдумки хитёр,

Часть рощи ближней превратил в костёр

И жёг концом пылающих стволов

Те шеи, что остались без голов.

И вот одна осталась голова,

Но гидра, что была ещё жива,

В неистовстве вошла в такую ярость,

Что сам Геракл от смерти был на малость!

Ударил всё же силою инертной:

– Она была… последней… и бессмертной…

Бессмертной голове глаза закрыли,

На глубину немалую зарыли,

А чтоб она не выбралась на свет,

Не натворила много новых бед,

Герой её оставил на колу

И навалил громадную скалу.

Затем рассёк проклятой гидры тело

И в желчь, что с ядом, погружая стрелы,

Смерть приручил и уложил в колчан,

Забыв про боль неизлечимых ран,

Что человека делает несчастным,

Про то, что сам он может быть причастным

К подобному, хоть сам и сотворил

Деяние без прав и без мерил.

У сына Зевса сила не иссякла —

Всем ведомо о подвиге Геракла!

И только царь, тщедушный Эврисфей,

Боясь героя, не щадит, не славит,

А понукает, как конём, и правит

(Всё чаще – не туда!):

– Ступай, Копрей!..

Скажи Гераклу, нечего гордиться!..

Пусть чистит перья стимфалийской птице!