Живун

Гриш думал напряженно: «Зачем это вдруг так расхваливает Вотся-Горт? И пи слова-полслова про долг…» Не находя ответа, по чувствуя, что старшина хитрит, и боясь попасть в новую сеть, Гриш выжидательно промолчал. Глядя на него, молчали и его товарищи. Старшину не смутила пауза. Неторопливо достал щепотку табака с вотлепом, заложил его за нижнюю губу, почмокал. Хозяева ждали, что скажет гость.

Ма-Муувем понял: пора открывать цель приезда. Но сделал он это не прямо.

— Караванщик не вернется? С вещами уехал? — спросил он.

— Да, — шевельнул губами Гриш.

И тут обнаружилось — давешнее неподдельное удивление старшины было наигранным.

— Ветер по тайге слух разносит, будто парма ваша развалилась, как ветхий чум.

Гришу не понравилось такое сравнение. Но что поделаешь — коль случилось, не скроешь.

Старшина оживился:

— Разговор есть к вам. Шибко большой, хороший. Пойдемте на свежий воздух. Ну их! — Он махнул на женщин и первым направился к выходу.

Мужики поднялись и пошли следом, толкая друг друга — мол, поосторожней, не попасться бы снова в паучью сеть.

У протоки, на лужайке, разгорелся спор с Ма-Муувемом. Оказалось, старшина приехал за тем, чтобы заманить вотся-гортских зырян в свою ватагу. План у него был хитрый: присоединить к парме несколько хантов, снабдить ее своим неводом и получать за это известный пай из улова, размер которого пока не называл. И еще одно условие: добычу сдавать не в мир-лавку, а ему. Он в обмен даст соль и все другие товары.

— На моей земле промышляете, со мной и должны иметь дело, — подытожил он.

Гриш слушал будто с интересом, расправлял усы, скреб в затылке. А про себя думал: «Хитер старшина. И глуп! Глупее не найдешь. Думает, клюнем на его приманку. Нет уж! Раз обжегшись, в огонь не полезет и Федюнька неразумный. Глуп! И нахал к тому же… — И еще подумал: — Вот приходится отказаться от того, о чем раньше мечтал. Хаиты вроде присоединяются к парме, сил в ней прибавится, а… Какая же это парма, если в нее не по доброй воле идут… Вот ведь ерундовина!»

— Нет. Надумали мы вернуться в Мужи… Завтра-послезавтра тронемся, — отклонил Гриш предложение Ма-Муувема.

Тот начал уговаривать.

— Пошто так спешите? Место, однако, хорошее, живете хорошо. Я помог вам, сами поработали. Были юрты — стали избушки. Год всего и пожили. Разве не жалко бросать?

— Что здесь понастроили — оставим пока. У меня в Мужах нет теперь избы, и то не жалко. Проживу как-нибудь, якуня-макуня. — Эль оглядел товарищей. Те согласно кивнули.

Ма-Муувем не отступал.

— Добрый невод дам, большой! Людей дам! Хорошо будете промышлять!

— Нам и в Мужах дадут, власть, бают, артели снаряжает на самые рыбистые пески-угодья…

Довод Гриша привел старшину в сильное возбуждение. Он замахал руками, предостерегая:

— Отберут улов! Весь! До последней рыбы!

— Так и ты не оставишь.

— Однако ж не даром. Ма-Муувем платить будет, чем хотите, как и своим людям.

— Зна-аем… В вечном долгу они у тебя… В кабале…

Ма-Муувем нахмурился.

— Какая кабала! Пошто такое болтать? Я не обманщик! Никакой кабалы не делаю! Это красные люди выдумали, а вы им верите. — И вдруг перешел на шепот: — Красных скоро не будет, старая власть придет. Да-а. Слыхал я в Мужах в Большой день. Верный человек сказал… — И, помявшись, добавил для убедительности: — Озыр-Митька.

— Вот как! Куда же красные-то сгинут-денутся? — Гриш бросил цигарку, встал, собираясь кончать ненужную болтовню.

— Говорят, новый царь объявился — нэп, — таинственно продолжал старшина. — Шибко умный царь. Велит торговать по-старому, жить по-старому да богатеть. Красные боятся нового царя, слушаются… Скоро обратно все богатым отдадут, сами разбредутся. Уники недавно шаманил — то же самое сказывает.

Гриш раскатисто захохотал и долго не мог остановиться.

Давясь от смеха, он, как мог, растолковал, что обозначает нэп. Сам слышал, Куш-Юр на сходке пояснял в Мужах.

Теперь и Эль и Сенька от души смеялись над старшиной.

Ма-Муувем надулся.

— Мне-то что? Старая ли, новая ли власть — все равно. Мне лишь бы промышлять… Ну как — порыбачим вместе? Вы старательные, мои люди — тоже…

— Да нет уж, как решили-надумали, так и сделаем.

Старшина вышел из себя, вскочил, давай обзывать вотся-гортцев и бесстыжими и неблагодарными.

— Вы обманщики, — рычал он. — Винку вылакали, муку сожрали, соль истратили — и не рассчитались. Платите долг!

— Сколько стоил твой товар, мы уплатили, — спокойно возразил Эль. — А ежели обещали втридорога — так это по пьянке. Одурачил ты нас, как маленьких.

— Моя ничего не знает, — горячился старшина. — У меня есть палочка с зарубками! Половина ее у вас. Посмотрите и постыдитесь!

Гриш хмыкнул:

— Я ее давно потерял. Да и что судить-рядить об этом. Вон и избушки с печами, и сарай с погребом, и стайки, и баня — все оставляем тебе. Пользуйся. И мы в расчете.

Ма-Муувем немного успокоился, однако не преминул напомнить, что юрты находились за рекой, в таежной стороне, а не на луговом островке, где ханты не зимуют. На это вотся-гортцы ответили, что по воде перевезти срубы на прежнее место не могут, да и некогда сейчас, а в начале зимы приедут и сделают.