Живун

— Верное слово — не знал! — оправдывался он. — Неволя вынудила додуматься напоследок.

Женщины, слышавшие этот разговор, повернули его по-своему. Начала Елення:

— Сколько же их, комарья-то, оказывается, тута!

Гаддя-Парасся вставила:

— Вот тебе и райское житье!

Гриш попытался шуткой утешить женщин:

— Ничего, бабоньки. В раю-то, поди, тоже не всегда сладко. А мы, чай, не без греха люди, да и на земле пока.

Сам того не желая, подлил масла в огонь. Женщины зацепились за его слова.

— Ох, истина, истина! В грехе мы! — заохала Сера-Марья. — Сколь уж колокольного звону не слышим. Забыли вовсе про церковь, беспоповцами стали!

С этого начали, а дошли и до земных нужд: хлеба не осталось, рыба да молоко, молоко да рыба, детишки совсем отощали.

— Съездить бы в Мужи, в божьем храме помолиться! — загорелась Марья.

Сандра ее поддержала.

— Тем временем комарье переведется и поразживемся кое-чем хлебным. Поди, уж завезли муки-то. Про нас кто порадеет, — присоединилась Парасся.

Но сторону Гриша дружно взяли мужики. От комарья и вовсе сдурели бабы! Разгар промысла, сенокоса, а они — в храм. Этакого отродясь не бывало: золотое времечко тратить. Поп, чай, и сам страдует. Церковь — на замке. Да и хлебного вряд ли привезли в Мужи, еще не жали, не косили в России, а от старого… Сами слышали, что Куш-Юр пояснял, — голодно на Большой Земле.

— И без поездки вашей придется помощников искать на неводьбу, пока с покосом не управитесь, — в раздумье проговорил Гриш.

Разом приутихли бабы. Да и мужики задумались. Нужда в помощниках была явная. Не справляются сами, рук на все не хватает. Если для одного брюха добывать, можно и без помощников. Так ведь еще мир-лавке долг возвращать. Мучки, сахару, соли, табачку и всякой всячины по горсточке взяли, а набралось. Ну, и другое, на всякое новое обзаведение: снасть, порох-дробь, соль, табак, винку, сарафаны-платки — без лишнего, самое необходимое беря в расчет, — надо припасти. Помощнику долю отвалить придется, это уж как водится, задарма никто стараться не станет.

Разговор об этом случался и прежде, да мужчины не приходили к согласию. Гажа-Эль и Мишка Караванщик противились, но и они чувствовали: придется отступить. Невмочь разрываться между ловом и стогометанием, а бабам одним зародов не скласть. И без баб неводить несподручно.

В ближних сорах, затопленных пойменных низинах, где сейчас рыбачили, ловили ставными сетями. Каждый по отдельности, на облюбованном месте. Однако вода в сорах, куда рыба зашла для нагула и икрометания, пошла на убыль. На реку придется переходить, значит, и работника брать…

Хоть и выгоден лов в сорах, но если бы от одного Гриша зависело, не стал бы он ждать, когда вода вовсе убудет. На сорах этих раздор между мужиками пошел. Не мог Гриш с ними сладить.

Ловля рыбы ставными сетями требует умения и сноровки, особенно при большом ветре. То волны закрутят сеть, то забьют ячеи травой и всяким мусором. Где уж тут рыбу поймать! Выбор уловистого места, хитрость и смекалка в расстановке сетей — все от рыбака зависит. Оттого и улов неодинаковый: один за поездку добывает пуд или два, а другой — лишь на уху.

Больше всех привозил рыбы Гажа-Эль. Неплохо добывали Варов-Гриш и Мишка Караванщик. Не везло Сеньке Германцу. В первый раз, когда он добыл несколько рыбешек, пошутили над его незадачей. Он по обыкновению поморгал ресницами. В другой раз один Эль позабавился, остальные промолчали. На ночь Гриш уступил Сеньке свое уловистое место. Сам приехал с рыбой, Сенька — с пустыми руками. Мишка только головой недовольно помотал. Но несколько дней спустя он не выдержал, напрямик выложил:

— Так дело не годится! Поди, дрыхнет в калданке, а мы отдувайся! Шесть ртов — шутка в деле! Ничего себе, порядочек!

— Якуня-макуня! — почесал в затылке и Эль.

Сенька вдруг озлился, из себя вышел, никогда его таким не видели.

— Дрыхну — ты видел? Не меньше вашего умаялся! Не везет мне…

— Не везет… У тебя одно везение — на жратву, — не унимался Мишка, подбадриваемый смешком Гажа-Эля.

Наверное, Сенька хотел еще что-то сказать, но то ли пыл у него прошел, то ли почувствовал, что крыть нечем, — лишь беззвучно пошевелил губами и поплелся в избу.

Тут не стерпел Гриш. Поругать Сеньку надо, этого он не отрицает. Без счастья и в лес по грибы не ходи, а умелый их и у моря сыщет. Пускай старается. Но и считать каждый кусок да глядеть за каждым шагом — нс по дружбе. Коль сошлись в парму, так имейте сочувствие и уважение к товарищу.

На это Мишка ответил коротко:

— Счет дружбы не портит!

— Какой счет! — не соглашался Гриш. — Иной и портит, дружбу ломает.

Хотелось ему еще сказать: «Дележа хочешь по улову? Не выйдет!», да удержался.

Мишка Караванщик и так, видно, догадался, замолчал, нахмурился, будто обидели его, и с того разговора стал ко всему безучастным: спросят — скажет, пошлют сделает.

А вскоре вышла ссора между женщинами.

Они сгребали накошенное сено, Сера-Марья и похвастала:

— Мой рыбы наловил опять более всех, а Сенька — порожний.

Гаддя-Парасся и вспылила. Сама-то она Сеньку костила на чем свет стоит, но другим не позволяла худого слова сказать.