Живун

— Подруги, поди, тебя ждут? Задержалась ты из-за меня, — напомнил он мягко.

Сандра вздрогнула, взглянула на солнце:

— Батюшки! Время-то завтракать! И ты, чай, голоден. Я мигом обернусь — сбегаю к бабам, порадую гостем.

Она выкрутила белье и только стала развешивать его на ветвях прибрежной березы, из-за хлева вышла Парасся с косой-горбушей на плече.

— Несет ее черт вперед времени, прости господи! — проворчала Сандра.

Не желая с ней встречаться, она быстренько развесила белье, схватила мужнины рубашки и заторопилась к дому.

Увидев приезжего, Парасся саженными шагами, благо ей позволяли и длинные ноги, и просторный зырянский сарафан, устремилась к берегу.

— Драстуй! Драстуй! — звонко выкрикнула она на ходу. — Гость ждет, а мы косим-гребем, гребем-косим, знать не знаем. Сандра словно чуяла, на косьбу не пошла. Сердце — вещун у ней! — В голосе Парасси чувствовались притворные радость и доброжелательство, но глаза подозрительно ощупывали уходящую соседку: какая-то Сандра невеселая, и сарафан вроде мокрый. И Куш-Юр нерадостный. Знать, что-то промежду ними вышло, может, миловались и она, Парасся, им помешала?

Перехватив ее взгляд, Куш-Юр решил соврать:

— Только что пристал. Да вот беда, неладно из лодки выпрыгнул, весь вымок.

— Ой, беда-беда, утопнуть ведь мог! — всплеснула руками Парасся.

— Спасибо, Сандра поблизости стирала… Вот и мое развесила посушить. А ты, вижу, бойкая стала… Избавилась от цинги? Не болеешь?

— Маленько поправилась. Здесь благода-атно!

Подошли запыхавшиеся Елення и Марья. Начались взаимные приветствия, расспросы — как в Мужах и что в Вотся-Горте.

— Сандры-то не видать. Не знает? — спохватилась Елення.

— Знает! Только что в избу ушла, — поспешила сообщить Парасся. Многозначительно улыбаясь, она рассказала по-зырянски со всеми известными ей подробностями встречу Куш-Юра с Чурка-Сандрой. Она ничего не присочинила, только голосом придала этим подробностям свою окраску.

Слушая ее, женщины по привычке ойкали, и было по понять — беде Куш-Юра они сочувствуют или осуждают, что Сандра оставалась с ним с глазу на глаз.

Куш-Юр решил прервать стрекотню Парасси и объявил про муку и соль. Что тут поднялось!

Женщины радостно заахали, захлопали в ладоши, засмеялись и не стали ждать, как того требует приличие, когда гость сам выложит подарки, побежали к калданке. Они полагали увидеть полную лодку, но скромный размер посылки мир-лавки разочаровал их. Да что было делать, гость-то не виноват. Как-никак — поддержка. И сами истосковались по хлебному, а детишки и подавно. Спасибо, не позабыли о них в Мужах — как селянам выдали, так и им.

Парасся забралась в лодку, бесцеремонно осмотрела завязки на мешке, брезент, на котором стояли мука и соль, — нет ли следов, не отсыпано ли: вполне мог Куш-Юр отсыпать зазнобе своей.

Куш-Юр не понял, чего она там шарит, подумал: ей не терпится скорей получить свою долю.

— Сейчас выгружу. — Он полез в калданку.

— Сами, сами! И так небось умаялся на веслах, — запротестовали женщины.

— Нет, так не водится! Подарок в дом несут, — Куш-Юр весело взвалил на плечо мешок с мукой и направился к избам. — Куда нести? Может, в сарай?

— В сарай, в сарай, — поддержала Елення и добавила — Одеть бы тебя во что-то, председатель. А то неудобно, чай, голому-то в плаще?

— Спасибо! Если найдется что — не откажусь. Комарья у вас — тьма.

— Это что! Это уже благодать! — отозвались женщины.

Войдя в сарай, Куш-Юр поставил мешок.

— Пользуйтесь!

— Подождем мужиков, они хозяева, — уклонилась Елення.

— В парме все хозяева, — заметил Куш-Юр, удивляясь осторожности женщин. — Но подождать так подождать.

3

Сенька Германец подъезжал к Вотся-Горту, весело распевая песню про неудачливого рыбака:

Федя-Вань, дуралей,
Ездил на рыбалку.
Пока спал под кустом,
Потерял калданку…

Против обыкновения, он как-то даже не шепелявил. И греб, греб без устали скорее бы домой. Повезло ему сегодня как никогда: пуда три, а то и больше, пожалуй, добыл — сырков и пыжьянов, даже несколько муксунов. Самому не верилось. Значит, и у Сеньки есть счастье. Теперь Мишка не скажет, что он, Сенька, дрыхнет, как дуралей Федя-Вань! Э-э, прикусит язык. Сам выйдет дуралеем! Совсем мало поспал сегодня Сенька. Но никто не видел, кроме халеев. Всю ночь галдели они над сетями, расклевали-погубили часть улова. Не то лодка доверху была бы рыбой наполнена. Ну, и того, что есть, хватит. Мишке и такое давно не снилось. Рыба от него отвернулась. К Сеньке пошла. Уж сегодня-то ему все позавидуют!

Вот он и пел во все горло, гребя в такт песне. И казался самому себе на три головы выше, на аршин в плечах шире.

Как ни старался Сенька песней дать знать, что возвращается с промысла с удачей, никто почему-то не вышел встречать его, порадоваться богатому улову. Огорчился Сенька, прервал песню, тихо причалил калданку.