Живун

Кто-то опередил его, чья-то лодка стояла уже на берегу. А ну как и у того удача?.. Он заглянул в чужую калданку — пустая, и не бывало в ней рыбы, чешуек не видать. Оглядел лодку — грузноватая для рыбалки и не здешняя: уключины железные, на русский лад, весла не овальные, северянские, а четырехугольные в лопастях. Приехал кто-то…

И тут его осенило: это даже лучше! Посторонний повидает-подивится, как он, Сенька, всех обставил, сколько рыбы добыл за одну ночь. И не выдержал, закричал на весь Вотся-Горт:

— Что же вы! Ослепли-оглохли! Встречайте рыбака!

Куш-Юр в заплатанных штанах Гажа-Эля и в его же рубахе как раз выходил из избы. Увидел рыбака на берегу, пошел ему навстречу.

Сенька онемел от неожиданности.

Куш-Юр подхватил его под мышки, легко приподнял и поставил на землю.

— Здравствуй, Семен… как тебя по батюшке…

— Мартынович… Привет! Сам председатель! — Сенька такого не ожидал. И вправду, счастье к счастью идет: председатель увидит — все Мужи узнают, — и поспешил показать свой улов: — А у меня во сколько рыбы!

— О-о! — похвалил Куш-Юр.

— Как всегда! — расхвастался Сенька.

— Молодцом! Только травой надо рыбу прикрывать от солнца…

— Если что испортится, то маленько сверху. Зато я первый!

Куш-Юр кивнул на реку:

— Вон еще кто-то… Кажется, Михаил.

— Ага, Караванщик. Опять калданка у пего легкая. С тютельку рыбы.

— Он что — мало добывает? — удивился Куш-Юр.

— Э-э! — махнул рукой Сенька. И вдруг испугался своего бахвальства: еще, пожалуй, уличат его… И зафукал на комаров.

Подъехал Мишка, приткнул калданку к берегу. Его синие глаза с припухшими веками от удивления широко раскрылись.

Куш-Юр и Мишка сдержанно обменялись приветствиями.

— Какими путями, начальник?

— Водными, — блеснул зубами Куш-Юр. — Обещал навестить вас, вот и заглянул.

— Так, так… Гость, значит. — Мишка не выпускал весел и не спешил выходить из лодки. Он перевел взгляд на лодку Сеньки, увидел его улов. — Ого! Сам, без подмоги? Хоть раз с рыбой… Знал, когда подгадать…

Это была плохо скрытая зависть. Сеньку такая похвала не устраивала, потому что он рисовал ее себе совсем не такой, откровенной, шумной, с восклицаниями. Чернит Мишка его перед председателем. Ну погоди!

— А ты что, тоже нарочно пустым подгадал? — с неожиданной смелостью ляпнул Сенька Германец.

По тому, как рассвирепел Мишка, Куш-Юр догадался, что это не первая между ними стычка. В душе он порадовался тому, как Сенька отбил Мишкин выпад, но взять сейчас Сенькину сторону, усугубить раздор было неразумно, и он сказал примиряюще:

— А вот Михаил укрыл рыбу травой…

— Я ж не Сенька! Пока Гриш да Эль подъедут, от его улова одна вонь останется.

— Ага! Хотелось тебе! А они вон едут, — показал Сенька.

Лодки Варов-Гриша и Гажа-Эля плыли рядом, и рыбаки о чем-то беседовали. Вдруг они налегли на весла — видимо, увидели незнакомого, а может, узнали Куш-Юра. Скорее всего узнали, потому что еще издали заорали:

— Мать родная! Председателя черт принес!. Здорово, Роман свет Иванович!

— Здорово, якуня-макуня! Винки-то захватил?

— Целую бочку, еле допер! Поторапливай, а то без тебя выдуем… — отозвался, смеясь, Куш-Юр.

Гриш выпрыгнул из лодки и, не подтащив ее на берег, кинулся в объятия Куш-Юра.

— Сейчас я тебя…

— А может быть, я тебя… — подхватил его Куш-Юр.

И они стали бороться, пыхтя и крякая, словно расшалившиеся мальчишки. Изрядно помяв друг друга, протянули руки, потрясли ими в крепком, радостном приветствии, чинно поздоровались.

Дав им нарадоваться, протянул руку председателю Эль, да так сжал его ладонь, что тот охнул от боли.

— Ага! Будешь знать, как без винки ездить, — загоготал Гажа-Эль. — Вот схвачу и перекину через протоку. Или выкупаю.

— Выкупаться я успел, — смеялся Куш-Юр. — Во, в чужой одежде.

— Якуня-макуня! Так ты ж в моей шкуре! Точно. То-то я думаю, вроде родные заплатки вижу. Ограбил, выходит, позарился на мое барахло!

Дружный, заразительный смех мужчин привлек на берег всех пармщиков — одна Сандра не вышла. Куш-Юру пришлось еще раз рассказать про свое падение из лодки.

— Правда, правда! — поддакнула Парасся. — Мы-то косили, а Сандра (гостя встречала. Простирнула и развесила на березе его бельишко…

Мишка помрачнел. Оглянулся. Похоже, только сейчас хватился жены.

— Хоронится, паскудина ленивая! Людям срамно в глаза поглядеть, — зло пробурчал он и зашагал к избе.

Остановил его спокойный, деловой оклик Гриша:

— Куда, Миш? Рыбу выгружать! Гость — гостем, дело — делом.

Мишка неохотно повернул к лодке.

Та же Парасся, которая минуту назад не без умысла омрачила настроение, теперь легко подняла его непосредственным, радостным восклицанием:

— Сеньке-то, Сеньке-то моему как повезло! Даже муксуны! Вот уж поедим нярхула.

Она выхватила из лодки двух крупных муксунов, подняла их за жабры. Сенька стал рядом с женой, улыбнулся во весь рот, почувствовав себя героем.

На похвалы не скупились все, особенно Гриш. Гриша радовала всякая, даже самая малая Сенькина удача. Ему хотелось, чтобы Сенька Германец поверил в свои силы, перестал считать себя неудачником.

И только Мишка не поддерживал общего восторга.