Живущие рядом (сборник)

Именно в это время мы с мышью и познакомились. В полтора месяца мышь — уже совсем взрослое животное. У нее были красные круглые глаза, белая шерсть с голубоватым отливом и желтый хвост с мелкими чешуйками. На вид она ничем не отличалась от двух десятков других мышей в клетке. Я не помню, почему выбрала именно ее. Я не люблю белых мышей, и мне было все равно.

В то время я училась в Университете на 4 курсе и одновременно занималась на кафедре научной работой. Мы с подругой изучали специальные клетки-макрофаги, которые отвечают за иммунитет у личинок морских звезд. Мы надеялись, что наши исследования помогут другим ученым, которые в те годы начали борьбу с только что заявившим о себе СПИДом. Ведь личинки морских звезд — первые организмы, у которых в процессе эволюции появился настоящий клеточный иммунитет.

Чтобы приготовить, а потом и исследовать препараты, нам и понадобилась мышь. Точнее, ее печенка, потому что личинки морских звезд слишком маленькие и хрупкие. Заморозив личинки вместе с мышиной печенкой, мы должны были порезать их на специальном приборе — микротоме, окрасить и посмотреть под микроскопом.

Почему за мышью я пошла в Зоопарк? Тоже очень просто — до поступления в Университет я сама работала в Зоопарке, и у меня там остались друзья.

На следующий день в специальной клетке-переноске я принесла мышь на кафедру. Я не могу убивать мышей. За меня всегда делал это кто-то другой. Дело тут не в жалости. Современные дети, которые смотрят современный телевизор и играют в современные компьютерные игры, очень хорошо это знают. Просто убивать надо уметь. Я — не умею.

Наша с подругой научная руководительница сказала, что ей убить мышь — все равно, что чашку воды выпить. Я достала мышь из клетки, а она достала из ящика стола огромные ножницы. Мышь не хотела умирать и служить науке. Она хотела жить, поэтому укусила научную руководительницу за палец, пробежала по длинному лабораторному столу и спряталась за большой микроскоп. Я попыталась поймать ее, но мышь спрыгнула со стола на пол и спряталась за ящики с оборудованием. Научная руководительница очень рассердилась, окунула палец в склянку со спиртом и спросила, чистая ли была мышь. Я ответила, что, судя по виду, довольно чистая и в некотором смысле даже белая. Научная руководительница ушла, держа палец перед собой как свечку, а мы с подругой еще некоторое время безрезультатно ловили мышь. Я на мышь не сердилась — я ее понимала.

Несколько дней от мыши не было никаких известий. Внизу под нашей кафедрой располагался буфет, и мы решили, что она ушла жить туда, поближе к еде. Правда, в буфете жил откормленный, но все еще бодрый кот Макинтош…

А для заготовки личинок мы с подругой, наплевав на инструкции, использовали обычную говяжью печенку, купив 200 грамм в магазине кулинарии.

В следующий понедельник, примерно через неделю после своего чудесного спасения мышь дала о себе знать. Я собиралась начать новую серию исследований. Для этого требовалось изготовить препараты из парафиновых блоков, которые лежали на моем рабочем столе в чашке Петри. Парафиновый блок — это такой кубик из парафина, прилепленный на деревянный брусок. Внутри парафина — собственно материал для исследования.

Придя с утра на работу, я села за стол, придвинула к себе чашку Петри с блоками и… похолодела. В стеклянной чашке лежало всего два деревянных бруска. Остальные были разбросаны по столу вдоль стенки… но! — ни на одном из них не было парафиновых кубиков! Минуты две я машинально вертела в пальцах один из двух оставшихся в чашке брусков, и до меня медленно доходило, что проклятая мышь попросту съела результаты трехмесячных экспериментов!

— Ну, надо же ей было чем-нибудь питаться, раз уж Маргарита ей голову не отрезала! — рассудительно сказала подруга, с которой я поделилась своим горем.

— Шла бы питаться в буфет! — в сердцах воскликнула я.

— Там Макинтош, — возразила подруга. — Может быть, она его боится. Если бы я была мышью, я бы боялась…

Остальные блоки я хранила не на столе, но, пока мышь жила в комнате, ни один из них не был в безопасности. Почти целый рабочий день я перетряхивала химреактивы и двигала ящики с оборудованием в поисках мыши.

— Может, ты просто ее кормить будешь? — чихая, предлагала подруга. — Ну, давай вот сюда блюдечко поставим и оставим ей что-нибудь. Она вечером придет и поест.

— А если ей парафин понравился, и она наши блоки на десерт жрать будет? — предположила я. Подругу эта мысль настолько не порадовала, что она выпила какую-то противоаллергическую таблетку и присоединилась к поискам.

Еще через час мышь была поймана в углу лабораторного шкафа, накрыта моей вязаной шапкой и помещена в переноску.

— Ну и что ты теперь будешь с ней делать? — спросила подруга. — Макинтошу на ужин скормишь?

Биологи — люди вовсе не жестокие. Они, можно сказать, даже любят животных. Потому и биологами стали. Просто любовь у них не сентиментальная. Наша мышь родилась только для того, чтобы послужить науке и умереть. Опыт мы уже поставили, змеи пообедали кем-то другим. И что теперь?