Живущие во льдах

Защищаются ли они своим бивнем от врагов? Но этому тоже нет никаких доказательств. Самые страшные враги единозуба — хищные киты-косатки. Нападая на него, они не встречают сопротивления и, по-видимому, без труда справляются со своей жертвой, что в общем и неудивительно. Косатка почти вдвое крупнее единозуба, гораздо подвижнее, а главное — это «профессиональный» хищник (недаром его английское название — killer или killer whale, то есть «убийца», «кит-убийца»), обладатель страшных зубов и четко отработанных приемов нападения. При появлении косаток единозубы находят спасение лишь во льдах, куда «убийцы» заплывать не решаются. Называют его врагом также полярную акулу. Однако она очень медлительна и скорее всего ограничивается лишь тем, что объедает туши китов, пойманных в сети.

И наконец, главное возражение. Ведь бивнем владеют только самцы, причем взрослые. А как же в таком случае кормятся, охлаждаются, обходятся без локаторов, защищаются от врагов и спасаются от удушья, оказавшись в сплоченных льдах, самки и молодые? Тем более что самки нередко держатся отдельно и рассчитывать на помощь самцов не могут.

Высказывается еще одна догадка: бивень — это «турнирное оружие» и, пуская его в ход, самцы лишь выясняют отношения» между собой в брачный период. Натуралисты подсмотрели у единозуба довольно сложный ритуал: самцы скрещивали свои бивни, размахивали ими, словно и впрямь затевали дуэль. В пользу такого предположения как будто говорят и косвенные доказательства. На голове самцов оказывается гораздо больше шрамов (следов дуэлей?), чем у самок. Обладателями обломанных бивней чаще бывают вполне взрослые, половозрелые самцы, а кроме того, быстрый рост бивня приходится как раз на период созревания животного. И все же это лишь догадка. В общем зоологам здесь есть еще над чем подумать.

Говоря о бивне единозуба, нельзя не вспомнить, что порошки из него издавна считались противоядием при отравлениях, например, мышьяком или сулемой. До конца прошлого века они продавались в аптеках многих европейских стран и как кровоостанавливающее средство. От них ждали помощи также больные туберкулезом легких. И нужно сказать, что надежды их нередко оправдывались, что, впрочем, неудивительно: в химическом составе бивня преобладают соли кальция, а они и в наши дни считаются действенным средством в лечении этой болезни.

Вообще единозуб относится к числу наименее изученных зверей земного шара. Хотя кое-где на него регулярно охотятся, натуралистам удается видеть единозуба так редко, что все встречи с ним можно буквально пересчитать по пальцам. Н. Н. Сушкиной действительно посчастливилось. Там же, на Земле Франца-Иосифа, еще в 30-х годах наблюдал за поведением этих китов зоолог Г. П. Горбунов. Он писал:

«Плывут нарвалы либо под водой, от времени до времени высовываясь из воды дугой, подобно другим китообразным, либо плывут по поверхности, по нескольку раз полого уходя под воду. Ни в том ни в другом случае бивня нарвала не видно. Выдыхание нарвал начинает еще под водой, причем слышно громкое бульканье, затем появляется голова и над ней небольшой фонтанчик пара, и слышно тяжелое сопение, которое продолжается и при вдохе. Это сопение слышно за 1,5–2 км. По временам нарвал издает глухой, но гулкий стон, слышимый километра за четыре. После нескольких дыханий нарвал уходит под воду и не показывается уже долгое время. Иногда, по нашим наблюдениям, только в маленьких полыньях или ледяных бухточках нарвал лежит совершенно спокойно, не двигаясь вперед. В этом положении при выдохе голова его несколько приподнимается, причем бивня все же не видно…

С высокого берега в бинокль можно было ясно видеть, как в полукилометре от кромки, в небольшой полынье оживленно ныряло около десяти нарвалов, причем из воды непрестанно высовывались не только бивни, но даже голова и часть туловища животных. Со стороны этой полыньи непрерывно слышались шумное дыхание и громкие стоны животных…»

Мне тоже повезло: хотя и мельком, но довелось увидеть живых единозубов. Случилось это у северо-западного побережья Новой Земли, в середине октября, когда сюда приходит уже настоящая зима. Светило солнце, может быть уже последний раз в этом году. Наш пароход медленно и осторожно пробирался между льдинами, покрывшими море до самого горизонта. С его палубы далеко вглубь, казалось до самого дна, просматривалась голубовато-зеленая толща воды. В разводьях отражались темно-синие бока льдин, лоснились на солнце мокрые нерпичьи головы, откуда-то снизу, из-под парохода, иногда выныривали кайры. У них уже побелели щеки — птицы успели надеть зимний наряд.