Живые души. Роман-фантасмагория

Вера ощущала: то, что она сейчас записывает, не её и ей ни в коей мере не принадлежит. Её задача заключалась лишь в том, чтобы уловить эти внезапные и такие долгожданные потусторонние сигналы и перевести их в нечто материальное вроде текстового файла на компьютере. Так выглядела в её понимании природа творчества. А разные люди, события и жизненные обстоятельства лишь помогали или мешали этой природе проявиться. Здесь, в Пчельниках, Вера обрела то редкое состояние пустоты и чистоты, когда всё лишнее, второстепенное и незначительное ушло, растворилось – именно в таком состоянии легче всего было ловить благословенные флюиды и принимать послания небес. Быть может, тому способствовал чистейший воздух и дикий лес, начинавшийся прямо у порога. А может, изобилующая белыми пятнами история чернавского края. Висящая в воздухе тайна или вовлечённость в простую земную жизнь со всеми её мытарствами и огрехами. Из этого бытового «сора», из маленьких чернавских трагедий, из аномалий, снов и чайных рассказов, из путаницы и несообразностей рождалось нечто, что трудно было осмыслить, чем невозможно было управлять – только ждать, замирая от нетерпения. Как это ни странно, тайным попечителем её творчества стал далёкий от литературы Антон: именно он скрашивал томительное ожидание и сохранял земную твердь под ногами, когда фантазии уносили её слишком далеко. Его появление в Вериной жизни ознаменовало собой новую эру – эру абсолютного и безоговорочного приятия своей судьбы: и женской, и писательской. И стало легко. И стало неважно, чем увенчаются её творческие усилия, какой результат принесут ночные бдения, во что выльются мегабайты записей и кипы бумажных черновиков, потому что на авансцену вышел сам упоительный процесс – обыденное писательское ремесло, без которого она не мыслила теперь своей жизни.

Глава 47. Герои и гении

Если бы Николя Георгиевича Невинного спросили: в чём с его точки зрения заключается природа гениальности? – он, ни на секунду не задумавшись, ответил бы так: генотип плюс общественный запрос эпохи, соединённые целенаправленным кропотливым трудом. Трудом, разумеется, эффективным – иначе соединения не произойдёт и заложенный биологией гений (от слова «ген») не проявится. Все эти эзотерические теории, отрывающие гений от индивида, помещающие его в эфемерную, недосягаемую для смертного область – обитель фей и пегасов, все завиральные идеи, провозглашающие пассивное, а значит, безответственное отношение к творчеству, его раздражали. Не соглашался Николай Георгиевич и с концепцией «гениального помешательства». Талант не всегда связан с психической нестабильностью, хотя с некоторых пор он вынужден был признать, что подобные случаи имеют место. Эпизод в театре, нелепое помрачение рассудка, происшедшее с ним в ночь открытия Гоголевского фестиваля, стало для него косвенным подтверждением его, Невинного, несомненной гениальности. Но Бог с ним, с этим случаем! – имелись и другие, более приятные подтверждения. Директору драмтеатра интересно было разобраться в природе собственного дара. С его генетической программой всё более-менее понятно, природа на нём не отдыхала: среди трёх колен его ближайших предков гениев и даже просто одарённых яркими способностями людей не наблюдалось. Не было в роду и безумцев. Но в крови Невинного определённо жила особая комбинация ДНК, которая и объясняла наличие у него таланта, и не одного! Как и многие гениальные люди, он был гениален сразу в нескольких областях, среди которых предметом его особой гордости была гениальность администраторская.

Исследователи гениальности до сих пор бьются над вопросом: почему одни гении умирают безвестными, а другие обретают славу и признание при жизни? Николаю Георгиевичу в этом смысле повезло: его дарования были замечены и по достоинству оценены. После Гоголевского фестиваля по ходатайству Туманова Невинному была присвоена высшая министерская награда «За вклад в российскую культуру», сам же Алексей Юрьевич вручил ему четвёртую по счёту медаль «За выдающиеся заслуги в области искусства» и выделил бюджет на постановку новой пьесы, которую готовились представить на Мюнхенском театральном фестивале.