– А Франция… надоела уже, – Олеся обиженно надула губки и уткнулась в плечо Туманова, – ну, сколько можно? Франция да Франция, – она провела пальчиком по ребру, из которого, видимо, была когда-то сотворена её далёкая предшественница. – Давай лучше в Италию! Обожаю Италию! – коготок задел нервные окончания, отвечающие за сговорчивость возлюбленного.
– Девочка ты моя, – прошептал Алексей Юрьевич, в блаженстве прикрывая глаза, – как скажешь, – он крепко ухватил горячую ягодицу, скользнул рукой по гладкому бедру и прижал ногу Олеси к низу живота. – Куда ты хочешь в Италии, детка? – спросил, млея от распиравшего его молодого огня.
– В Венецию!
– Будет тебе Венеция! – пообещал Туманов, опрокидывая Олесю на спину.
– Ты мой герой, – томно выдохнула актриса.
– Повтори! – простонал Алексей Юрьевич.
– Ты мой герой! – произнесла она чуть громче.
– Ещё! – требовал покровитель искусств, нетерпеливо вторгаясь в очаг прекрасного, в самый его влажный эпицентр.
– Герой! Герой! Герой! – ритмично повторяла Олеся, выгибаясь под грузным телом чиновника.
Через пять минут всё было кончено. Через день на прикроватной тумбочке лежали два билета до аэропорта Марко Поло, ваучер в королевский номер одноимённого отеля и обтянутая алым бархатом коробочка. Через две недели начинались репетиции нового спектакля.
***
А пока Гоголевский театр жил своей обычной жизнью: печатались афиши, игрались спектакли, писались рецензии, верстались гастрольные графики. Администраторский гений Невинного находил всё новые и новые точки своего приложения. В целях извлечения дополнительных доходов (денег, как всегда, не хватало) директор внедрил коммерческий принцип использования театрального пространства. Зрительный зал в свободное от спектаклей и репетиций время сдавался под концерты и лекции по искусству, фойе – под вернисажи и модные показы, в театральном буфете устраивались дегустации, и везде, включая костюмерные, технические помещения и гримёрки звёзд, проводились платные фотосессии для молодожёнов и местного глянца. Для Нины Бобровой и мсье Вантье было сделано исключение.
Фоторепортаж «из-за кулис» с их участием, опубликованный в августовской «Штучке», произвёл настоящий фурор. Он объявлял о помолвке французского режиссёра и владелицы журнала и демонстрировал неоспоримые достоинства пары. Весь светский Верхнедонск обсуждал эту новость. Одни говорили: «Боброва ни за что, не бросит свою „Штучку“», другие возражали: «А что она – не женщина? Бросит легко. С таким женихом можно всё бросить!». Но сама Нина поступила мудрее: перевела б
– Будем говорить об этом в интервью? – спросил Никита Мано, выуживая из коктейля вишенку.
– Нет, – твёрдо ответила Нина, – только о личном.
– О личном так о личном, – вяло согласился репортёр, размешивая соломинкой пену.
Они сидели в клубе «Пегас» и обсуждали программу проводов Бобровой в Париж. Частью её было больше откровенное интервью на телеканале «ЖЖЖ», в котором Нина собиралась поведать верхнедончанам, а в особенности верхнедончанкам секреты
– Не забудь объявить о фуршете в «Шиншилле», – напомнила Нина. – Ты видел список гостей? – я тебе на почту сбросила. Кстати, Болотова привет тебе передает. Они со Смирных тоже будут. А ты с кем придёшь?
Никита тяжело вздохнул:
– Мне не с кем.
– Вот ещё, что за ерунда? Как это не с кем?
– Только не смейся, – он поник над столом, уронив в руки соломенную в розовых перьях голову. – Я снова влюблён и снова одинок. Скажи, ну почему у меня всегда так: стоит кому-то мне понравиться, как этот человек сразу же исчезает или уезжает?
– Ты про Пауло?
– Нет, – смутился Мано. – Пауло в прошлом. Его зовут Лавр. Мы познакомились на семинаре в Центре эволюции. Но у меня такое ощущение, что я знал его давным-давно.
– Так бывает. И что было дальше? – Боброва приготовилась добросовестно выслушать очередную историю влюбчивого, но невезучего в любви друга.
– А ничего. Я его только один раз видел, больше он не появлялся.
– А-а-а, – сочувственно покачала головой Боброва, – ну что ж, вот у Смирных и спросишь, почему твой знакомый на занятия не ходит. Номер телефона заодно возьмёшь. Тебе это не приходило в голову?
Мано пожал плечами. Вид у него был удручённый – куда подевался самоуверенный герой эфира, звезда Верхнедонского телевидения, гениальный репортёр?
– Легко тебе говорить! Всё у тебя по полочкам разложено. Ясно и понятно: что делать, когда и с кем.
– А как иначе? – удивилась Боброва. – Ты думаешь, у меня разочарований не было? Да сколько угодно! Вот хотя бы Рубин.