Живые души. Роман-фантасмагория

– Иди, иди! – бушевал Всеволод Ильич, – тоже мне, благодетель нашёлся. Все вокруг сплошь гении да герои!

Редактор «Родных просторов» вскочил с кресла и заходил туда-сюда по тесной комнате, задевая ботинками колченогие стулья. А он – Всеволод Чалый – он, может, тоже герой. Но другой – не такой как все. Не выскочка. Ни перед кем не выслуживается, не пресмыкается, как некоторые. Спонсорам не продаётся, меценатам на шею не вешается, с публикой не заигрывает. И по-своему гениален, – он остановился, расправил плечи и сразу почувствовал себя гораздо лучше. – А что никто вокруг этого не замечает – так это потому, что он намного опередил свою эпоху. Да-да! С гениями такое случается. Но его время придёт. О нём ещё вспомнят! И пожалеют, что были так глухи и равнодушны к нему, так несправедливы к его творениям. Чалый немного успокоился, снова уселся в кресло и вернулся к прерванному занятию. Обида спрятала ржавые коготки, сыто зевнула и, свернувшись клубочком, уснула до поры.

Глава 48. Внутренние голоса

Перевалило далеко за полночь, но в кабинете доктора Глюкина до сих пор горел свет. Диагноз Курочкина не давал психиатру покоя. Была задета его профессиональная честь: на днях пациента надо было выписывать, но за два месяца доктор так и не смог распознать целостной картины заболевания. В анамнезе не было явных признаков, указывающих на алкогольное или травматическое происхождение недуга, состояние больного не вызывало опасений ни в его суицидальных наклонностях, ни в социальной опасности, но прогресса не наступало. Пациент замкнулся, сосредоточив свои переживания в недоступной для врачей зоне, куда не добирались ни ударные дозы современных транквилизаторов, ни вкрадчивый голос профессора. И теперь, готовя документы к выписке, Геннадий Яковлевич пытался понять: было ли в проведённых им лечебных мероприятиях хоть что-то, способствующее реальному выздоровлению? Или заученные с институтской скамьи приёмы оказались бессильными перед неопознанным заболеванием? Иногда Глюкина посещала и вовсе крамольная мысль: болезнь ли это? Или только разновидность нормы? Быть может, сознание геолога переместилось в ту область, к которой современная психиатрия не имеет ключа? Но он гнал от себя эту мысль, ибо развив её дальше, можно прийти к выводу, что вся психиатрия как отрасль медицины столь несовершенна, что любое вмешательство во внутренний мир пациента представлялось вмешательством простейшей бактерии в высшую мозговую деятельность организма, на которой та паразитирует. Жаль, конечно, терять такого выгодного больного, компания хорошо платила за его содержание, но ничего не поделаешь.

Доктор закрыл историю болезни и тут услышал слабый шорох за дверью. «Войдите!» – громко пригласил Глюкин, но никто не отозвался. С шумом отодвинув стул, профессор стремительно шагнул к двери, распахнул её настежь и выглянул в коридор. Бледный квадрат света косо падал на серую в ночи ковровую дорожку. Тусклая лампа освещала длинный пустой коридор, в конце которого на посту, оперев рыжую голову на большие, сложенные кренделем руки, спала медсестра Алевтина Степановна. Глюкин вернулся в кабинет и почувствовал, что теперь находится в нём не один. И вправду, скосив глаза по сторонам, увидал в углах кабинета двоих, сидящих строго по диагонали посетителей. Хорошенько присмотревшись, Геннадий Яковлевич узнал в них пациентов из девятой палаты, поступивших в клинику на прошлой неделе. «Ангелы!» – вспомнил доктор.

– Не спится! – довольно развязно произнёс один из них, распахнув чёрный шёлковый халат на рельефной как у атлета груди.

– Отчего же снотворного у Алевтины Степановны не попросили? – Глюкин рассматривал чёрный шёлк, мягко струящийся вокруг атлетического торса больного.

Он приветствовал, когда пациенты носили в клинике домашнюю одежду, по его мнению, это способствовало адаптации к жёстким условиям больничного режима.

– Да она сама, похоже, снотворное приняла, – усмехнулся страдающий бессонницей атлет, – не добудишься! Ладно, пусть человек отдохнёт.

Доктор достал из шкафчика пачку фенобарбитала, выцарапал из фольги горошину и протянул её больному.

– Можно и мне? – кротким голосом попросил другой посетитель, укутанный с ног до головы в белое, – что-то не могу уснуть. Третья чашка кофе была явно лишней.