Живые и мертвые

Каролина заставила себя войти на кухню. Раньше она любила это место, которое всегда было сердцем дома. Мамина империя, где постоянно что-то готовилось на плите или доносился соблазнительный аромат из духовки. На широких подоконниках росли травы в горшках, на деревянной полке покоились чеснок и лук. Теперь кухня утратила свое очарование и превратилась в обиталище ужаса. Окно, через которое вошла пуля, было временно закрыто листом картона. Кроме этого, ничто уже не напоминало о том вечере четверга. Служба обработки места преступления основательно поработала. Каролина достала из шкафа кастрюлю, положила в нее замороженный гуляш и поставила кастрюлю на плиту. Потом она открыла упаковку шпецле [21] и поставила на плиту другую кастрюлю с подсоленной водой. Лишь бегство в повседневные дела спасало ее от того, чтобы не сложиться, как карточный домик, и не погрузиться в черную пучину страха. Успокоительные таблетки, которые ей прописал врач, Каролина не принимала, но чувствовала себя окутанной каким-то дурманом. Она также вежливо, но решительно отказалась от приглашения на беседу к психологу из отдела реабилитации кризисных психологических состояний. Она не хотела ни о чем говорить, потому что говорить было не о чем. Она должна самостоятельно пережить этот шок. Все, в чем она сейчас нуждалась, – это время. Она должна осознать и принять то, что случилось, и подумать над тем, как жить дальше.

Каролина посмотрела через стрельчатое окно на заснеженный сад. Там за безлиственной живой изгородью из грабов притаилась смерть. Полицейские сказали, что снайпер лежал на трансформаторной будке и оттуда стрелял. Но… почему? Пресса утверждала, что снайпер стрелял в людей без разбора. Его первой жертвой была женщина, гулявшая с собакой. Сегодня утром он опять совершил убийство. На сей раз был убит мужчина, который шел через палисадник. Это были случайные жертвы, люди, которые просто оказались в неподходящее время в неподходящем месте. Но ее мать была на кухне, в собственном доме, который незаметно располагался за живой изгородью и деревьями в конце тупиковой улицы! Сюда никто не приходил случайно! Убийца, должно быть, все тщательно спланировал.

Вода, которую она поставила для шпецле, выкипела, и теперь из кастрюли, шипя, шел пар. Каролина очнулась от своего оцепенения, подошла к плите и убавила температуру.

Совершенно неожиданно рассеялся размытый туман из печали и отчаяния, который окутывал и парализовывал ее в последние дни: ее мать была застрелена не случайно! Но почему она должна была умереть? Может быть, существовало что-то, о чем мама умалчивала? Возможно, она скрывала какую-то тайну, например старый долг, о котором Каролина ничего не знала? Она должна это выяснить. Непременно. Иначе она никогда больше не обретет покой.

* * *

Коллеги-криминалисты тщательно обследовали квартиру Максимилиана Герке и принесли несколько картонных коробок, в которых находились дневники, письма и прочие памятные вещи. Боденштайн еще раз отправился к Фрицу Герке, а Пия, Ким и Остерманн занялись изучением содержимого коробок. Максимилиан необычайно усердно для молодого человека писал свой дневник, но это было легко понять. Из-за своего тяжелого заболевания он провел детство и юность в золотой клетке, а когда ему было десять лет, умерла мать. Нелегкая жизнь для молодого человека, но Максимилиан от этого не ожесточился. Его страстью были музыка и книги. Он играл на рояле и органе и очень любил читать. В своих дневниках он писал рецензии на книги и критические заметки на музыкальные произведения.

«Я знаю, что не доживу до старости, – читала Пия в его дневнике за 2000 год. – Поэтому я наслаждаюсь жизнью, насколько я могу и имею право наслаждаться. Папа надеется, что однажды мне найдут подходящее донорское сердце, а до этого времени мне нужно поддерживать здоровье, чтобы вынести трансплантацию. Я не знаю, следует ли мне надеяться на такой случай, потому что это ведь означает, что должен умереть другой человек, молодой человек, так как сердца пожилых людей не пересаживают».

– Очень умные рассуждения для пятнадцатилетнего юноши, – прокомментировал Кай.

– Это неудивительно, – ответила Ким. – Он всю свою жизнь занимался этим вопросом. Тем трагичнее, что он все-таки не дожил до старости.