Живые и мёртвые

Одному из членов центральной комиссии было поручено написать серию связанных друг с другом исторических зарисовок, числом более сорока, каждая из которых была бы маленькой главой, драматизирующей местную значимость какого-нибудь общенационального героя или события и тем самым хронологически прослеживающей историю сообщества. В течение нескольких месяцев, предшествовавших процессии, эти этюды регулярно публиковались в местной газете, расходившейся большим тиражом среди всех групп и классов[61]. Далее они использовались на уроках истории и основ гражданственности в средних и приходских школах, а также в качестве текстов для небольших школьных спектаклей, разыгрываемых ради собственного удовольствия учениками начальных школ. Общая реакция на опубликованные материалы была очень благожелательной; их сюжеты становились темами повседневных разговоров стариков и молодежи. Письма городских старожилов по поводу различных эпизодов, приходившие в газету, домашние дискуссии и диспуты на собраниях общественности, публичные поздравления в адрес комиссии и автора очерков продемонстрировали широкую популярность этих статей и вызванную ими реакцию. Благодаря нашим опросам мы узнали, что многие местные жители вырезали их и посылали по почте своим далеким друзьям и родственникам.

В день процессии большая часть местной аудитории, наблюдая за проплывающими мимо живыми картинами, в той или иной мере уже была знакома с этими сюжетами. Многое из того, что зрители «видели», они уже узнали и запомнили, читая и обсуждая эту серию историй. Важнейшая функция этих маленьких рассказов в праздновании трехсотлетия заключалась в том, что каждый из них был призван лечь в основу той или иной живой картины процессии. Каждый функционировал в качестве текста и аутентичного источника, на основе которого сначала музейные работники изготавливали макет, а потом аудитории представлялась живая картина с живыми актерами, изображавшими соответствующую драматическую сцену, подготовленная при финансовой поддержке и под руководством той или иной местной организации. Все сюжеты, хорошо известные и правильно понимаемые, стали, таким образом, живыми главами Книги Истории Янки-Сити, нашедшими внешнее выражение в процессии.

Это сочетание предания и драматической церемонии методологически важно для нашего исследования, поскольку в основе своей является близким аналогом исторических мифов и обрядов примитивного общества. Оказалось, что коллективные обряды Янки-Сити можно изучать при помощи некоторых процедур, которые уже были с успехом применены при изучении примитивных народов[62]. Мифы примитивных групп о своем происхождении и их легенды, описывающие, как и почему возник современный человек, получающие символическое изображение в крупных тотемических обрядах, которые рассказывают тем, кто их производит или наблюдает, о значениях реальной жизни и значимости их коллектива, нашли почти полную аналогию в исторических рассказах Янки-Сити и связанных с ними драматических церемониях процессии. На самом деле их сходство гораздо больше, чем можно было бы подумать. В примитивных племенах Австралии и других районов мира мифы социально санкционированы традицией и верой, а церемонии проводятся под неформальным «надзором» и покровительством старших, которые держат под своим контролем необходимое знание и социальную и сакральную власть. Так же обстояло дело и в Янки-Сити. Все живые картины, выбираемые религиозными, этническими и гражданскими спонсорскими группами, должны были отбираться из «официальной» истории сообщества, представленной центральной комиссией. Каждая из этих картин должна была соответствовать «аутентичному замыслу», установленному опубликованным очерком и изготовленным макетом. И все это ради «исторической точности», все ради того, чтобы поддержать «величественное и заслуживающее доверия» изображение прошлого города. Такие условия позволяли достичь согласованности в изложении истории; официальный «миф» и его контроль не допускали даже возможности того, чтобы различные этнические, религиозные и другие статусные группы привнесли в празднество противоречивые версии исторической истины.

Устные (бесписьменные) традиции простого общества сохраняются и передаются теми его членами, на которых возложена такая ответственность, легче, нежели традиции сложной культуры, отчасти по причине того, что недифференцированная социальная система изменяется медленно и создает символическую систему, выражающую такие значения, которые все могут почувствовать и понять. Альтернативных ценностей или способов знания и верования существует не так уж много. Связь примитивной социальной структуры, семьи, клана, возраста и пола с коллективными репрезентациями, выражающими нынешние реалии и прошлые значения, ставит перед исследователем множество фундаментальных вопросов о связи символа и знака с социальной структурой; однако подобные теоретические проблемы просты по сравнению с теми, которые должны быть решены исследователем сложного современного общества.