Живые и мёртвые

Двенадцатый эпизод, «1679 г. Судебный процесс над Гуди Морс», был подготовлен при финансовой поддержке Женского клуба Янки-Сити. Исполнители всех ролей происходили из высших слоев города. Все принадлежали к старинным родам янки. Автором сценария этого сюжета была пожилая незамужняя женщина, дочь одной из старых семей. В спонсорской поддержке Женского клуба, видимо, проявляется значение подчиненной роли женщин, а также, возможно, вина современного мужчины в их угнетении. Быть может, тем самым женщины публично продемонстрировали свое враждебное отношение к несправедливому обращению с ними, но вместе с тем как будто бы простили мужчинам то, что они делают. Мужчины, исполнявшие роли «гонителей», драматически разыгрывали чувство вины и, как можно предположить, некоторые удовольствия, связанные с их господствующим и вышестоящим положением.

Транспарант, предварявший эту живую картину, содержал дату и заголовок со следующим пояснением: «Ее обвинили в колдовстве, отдали под суд и приговорили к смерти, но потом благодаря неустанным усилиям ее мужа судья постановил освободить ее. Это был единственный в Янки-Сити судебный процесс над ведьмой». И, кстати говоря, это была единственная сцена, в которой одной из тем была супружеская преданность.

Героиней здесь, несомненно, является Гуди Морс, а героем — ее муж; столь же несомненно, что в роли «злодеев» здесь выступают судья-мужчина и теократическое право того времени. Хотя мужчины дурно обращаются с женщиной, а мужской закон духовенства и судей подвергает ее несправедливому наказанию, все завершается благополучно. Судья превращается из плохого человека в хорошего, а ее муж преданно стоит на ее стороне, давая возможность осудить мужское господство и в то же время его защищая. Через три сцены эта тема получает продолжение в процессии. Данная живая картина сопровождается транспарантом, на котором написано: «1679 г. Судья Сэмюэл Сьюолл[100] раскаивается», — а ниже приводится пояснение: «После того, как паника по поводу ведьм улеглась, судья Сьюолл, председательствовавший на судебных процессах над ведьмами, осознал абсурдность обвинений и на исповеди в Старой южной церкви в Бостоне покаялся в своем участии в этих судилищах».

В одном из газетных очерков говорилось:

«Сэмюэл Сьюолл был сыном одного из первых поселенцев Янки-Сити... Он посещал Гарвардский колледж и, закончив его лучшим из одиннадцати учеников своего класса... стал председателем Верховного суда колонии Бей.

Вскоре после его назначения судьей несколько человек было обвинено в колдовстве. В то время едва ли не каждый верил, что существуют ведьмы, творящие зло. Когда на него, наряду с другими судьями, легла обязанность судить этих людей в Сейлеме, он приговорил к смерти тех, кого счел виновными.

Спустя несколько лет он понял, что никаких ведьм нет. Тогда он написал письмо, в котором признал, что допустил ошибку и очень этим опечален. Пока это письмо во всеуслышание зачитывалось в доме собраний, он стоял, склонив свою голову на виду у всех. Всю жизнь он горевал, что осудил на смерть ни в чем не повинных людей».

Исход «сюжета» этой драмы предполагает, что женщины, бывшие для мужского духовенства и судей-мужчин объектом нападения, стали жертвами злых мужчин, приговоривших их к смерти. Публичное признание своей вины и раскаяние судьи привело к благополучному финалу: рациональность торжествует, убиение невинных осуждено. Между тем, власть мужчин при этом не только атакуют, но и защищают. Амбивалентность чувств, испытываемых по отношению к мужчинам-предкам, основателям и отцам племени, также получает здесь выражение: они, несмотря на свой злой и несправедливый поступок, были добрыми. Судьей как предком гордятся. В нем одерживают верх рациональность и мужественность, прошлое освобождается от своих преступлений, а нынешнее господство мужчин получает прощение. Но все же здесь присутствует и протест; судья, являющийся символом мужского права и мужской власти, публично унижается, признавая свою вину и обоснованность предъявляемых ему моральных обвинений. В этом мужском обществе жертвы, благодаря своим вынужденным жертвоприношениям, становятся моральными представителями, символизирующими его вину и ее публичное признание.