Живые и мёртвые

Не обнаруживается злодейства и в некогда презираемых и вызывавших немалые опасения французах, чье католическое «идолопоклонство» пуританские иконоборцы расценивали как «извращение» и чьего кровавого нападения они постоянно ожидали во время войн с французами[106] и индейцами. Этому долгому периоду вражды и военного противостояния, увенчавшемуся в конце концов крушением Французской империи и триумфом английской культуры, была фактически посвящена лишь одна живая сцена. На транспаранте, в тексте этого эпизода и в самой живой картине рассказывается о нападении на могущественную крепость Луисбург, некогда угрожавшую миру и безопасности Янки-Сити и Новой Англии[107]. В тексте, повествующем о героизме мужчин из Янки-Сити, принимавших участие в этой военной экспедиции, мягко высмеиваются былые представления о католическом идолопоклонстве. В сцене, посвященной испано-американской войне[108], в которой солдаты Янки-Сити изображены в лагере на Кубе, испанцы не предстают в образе злодеев; не предстают таковыми и южные мятежники и немцы в других военных сценах. Все эти бывшие враги не являются более злодеями; однако сражавшиеся с ними жители Янки-Сити представлены героями. Злодеи, в строгом смысле слова, присутствовали в истории города и были ее частью. Но, несмотря на то, что Бенедикт Арнольд и Аарон Бур[109], традиционные американские злодеи и предатели, в прошлом действительно бывали в Янки-Сити — причем Арнольд, выступая в весьма выдающейся и могущественной роли, — ни один из них не появляется в костюмированном шествии (о том, почему в процессии не фигурировал Арнольд, см. с. 216-220). Каждый из них, конечно, прекрасно подошел бы в процессии для роли злодея.

Поскольку эта большая публичная церемония являлась «подведением итогов», а торговцы историей имеют обыкновение выставлять для всеобщего обозрения на своих витринах и в бухгалтерских книгах вещи, обладающие положительной ценностью, спокойно забывая о неприглядных эпизодах прошлого, то можно было бы утверждать, что поиски злодея тщетны и что бывшие злодеи легко трансформируются в обычных людей, не являющихся объектами ненависти и презрения. К такому же выводу приводит и более внимательное изучение главных и второстепенных персонажей, их действий и предполагаемых развязок их историй. Нет ни одного открыто представленного злодея, и складывается впечатление, будто нет таковых и за кулисами. Хотя с точки зрения общей направленности, воодушевлявшей сочинителей драмы, этот вывод и имеет под собой определенные основания, более пристальное исследование показывает, что здесь все-таки есть злодеи, в отношении которых выражаются и на которых проецируются глубокие враждебные чувства. На некоторых из этих фигур сосредоточивается не только ненависть, но и любовь, однако выраженная в такой форме, что всегда необходимо повторное исследование для того, чтобы выяснить полную значимость тех знаков, которые представлены в соответствующих живых картинах. Иногда известные имена выдающихся людей, которых некоторые историки назвали бы великими, обходятся молчанием, и тогда сцена становится анонимной и обезличенной, а ее персонажи теряют свое индивидуальное значение и становятся мишенями для нового значения, которым наделяет их нынешнее мироощущение сообщества.

Наш анализ этих знаков злодеев и сегодняшнего враждебного отношения к некоторым символам прежней истории мы начнем с одного из наиболее эксплицитных описаний. Четвертая по счету сцена процессии, относившаяся непосредственно к истории Янки-Сити, была озаглавлена: «1663 г. Джон Эмери... терпимый пуританин, бросивший вызов властям, приняв в своем доме квакеров в то время, когда они были вне закона». В этой живой картине были изображены Эмери и его жена, предки выдающихся семей, а также двое странствующих квакеров, стоящих перед двумя суровыми судьями, которые были светскими проводниками теократического права старой Новой Англии. Аудитории недвусмысленно предлагается прочувствовать симпатию к квакерам. Их локальная идентификация с Джоном Эмери также должна была вызвать позитивную реакцию на Эмери и квакеров и пробудить негативные чувства в отношении судей. Имена судей не приводятся. Они стали представителями некоего анонимного статуса и предков-христиан, основавших Новую Англию.

Объявление о том, что сюжет «Терпимый пуританин» будет представлять Орден преданных друзей американского лося[110], сопровождалось цитатой, почерпнутой в одной из местных «Историй».