Живые и мертвые классики

Доброжелательно я писал о произведениях и многих других. Вот, сколько помню, имена почивших: Юрий Трифонов, Дина Злобина, Майя Румянцева, Владимир Богомолов, Василий Федоров, Сергей Викулов, Владимир Карпенко, Евгений Винокуров, Вадим Кожинов, Петр Градов, Юрий Кузнецов, Николай Рубцов… Хочешь, пришлю тебе эти статьи? Найди в них хоть единое словцо «торжествующей злобы». Укажи, кто тут не заслуживал похвалы.

Еще? Михаил Алексеев, Анатолий Калинин, Семен Шуртаков, Ольга Фокина… И частенько не просто писал о них, а защищал от непонимания, а то и от клеветы. Здесь могу начать с самого Пушкина, тексты которого защищал от искажений и от неверных комментариев в юбилейном собрании сочинений 1974 года. А Лермонтова защищал от стишка «Прощай, немытая…» В марте 1993 года, в самый разгар беснования против русской и советской литературы вступился за Горького против клеветы и ненависти Солженицына, Бурлацкого, Колодного, Костикова. В ответ получал такие, например, анонимочки: «Взялся защищать Буревестника? Его портреты и книги надо уничтожить все до единого. До единого!.. А ты приговорен. У тебя нет выхода!» От клеветы того же Солженицына защищал Маяковского, а в июне 93-го — от измышлений в «Правде» критика Ал. Михайлова, изобразившего поэта провозвестником нынешней контрреволюции.

Еще? Отстаивал от давнего разноса Веры Инбер гениальное стихотворение Исаковского «Враги сожгли родную хату». В «Завтра» дал отпор клевете на Шолохова опять же Солженицына, а в «Советской России» — еще и Евтушенко. Дважды защищал Владимира Карпова от невежественных бредней Дейча, а совсем недавно в «Дне литературы» и «Дуэли» — нашего умершего однокурсника Эдуарда Асадова от Ваншенкина, от него же в «Завтра» — Леонида Соболева…

Ведь это, пожалуй, немало, Юра. А ты-то, сидя на даче с черными лебедями в пруду, кого из писателей защитил? Против кого за них воевал? С кем сходился врукопашную? Ведь хотя бы за Шолохова-то просто обязан был вступиться как руководитель Союза, председатель Шолоховской комиссии и просто как писатель, так много говоривший о любви к великому собрату.

Не довелось мне, к сожалению, написать отдельные статьи о Федоре Абрамове, Петре Проскурине, Василии Белове, Александре Проханове, но я не раз упоминал их в статьях самым добрым словом. А уж тебя не просто упоминал, но опять-таки защищал и от Яковлева, и от Бакланова, и от Коротича, и от Окуджавы. Последний однажды заявил: «Я отношусь к Бондареву, как аристократ к лакею». Я и врезал: «Истинный аристократ и к лакеям относится не так, как мещанин во дворянстве, — уважительно. А ты, мещанин во дворянстве, и есть лакей режима». Помнишь? Едва ли…

Но еще — и это самое недостойное — ты умолчал и о том, что я защищал и защищаю саму Советскую эпоху, историю Отечественной войны и многих деятелей того великого времени — Ленина, Сталина, Дзержинского, Жукова и других. Посмотри хотя бы «Завтра» за минувшее лето.

И вот твоя резолюция: «Болезненное состояние буйного ниспровергателя, известного беззастенчивой приспособляемостью к факту Икс и нравственности принципиального подвижника, прокурора без должности, мечтающего о суде над неугодными ему писателями — о «Нюрнбергском процессе», как самоуверенно пишете Вы в одной статье».

Друг мой Игрек, не говори так красиво, но постарайся — внятно! В этом манерном плетении словес и понять-то ничего нельзя, кроме отдельных выражений и общего впечатления осмотрительной злобы. Какой такой «факт Икс», к которому я приспособился — президентская пенсия, что ли? Я не знаю, как она и пахнет. Что это за «нравственность подвижника»? В какой статье, где и для кого мечтал я о «Нюрнбергском процессе»? Если для Горбачева и Ельцина, то им и этого мало, их надо вешать без суда и следствия, но ты же говоришь о писателях. Для кого из них я мечтаю о суде? У меня — имена и конкретные факты, а у тебя — увертливые намеки под видом элоквенции.

Вот выражение «буйный ниспровергатель» в твоем монологе это, в отличие от остального, понятно. Ну, что ж, пожалуйста, можешь меня так именовать за мои статьи о некоторых писателях хотя бы от Окуджавы до Куняева. Но соизволь все же принять во внимание, что я «ниспровергал» не творчество этих авторов в целом, а отдельные их произведения. Так, в «Литературке» я «ниспроверг» повесть «Бедный Авросимов» Окуджавы, в «Москве» — его «Путешествие дилетантов», чем привел тебя в восхищение (См. мою книгу «Гении и прохиндеи», с. 9). Но я вовсе не отказываю Окуджаве в таланте, и там же признался, что люблю его лучшие песни. То же самое с Куняевым. У меня много претензий к его оглушительно расхваленным и не раз премированным воспоминаниям, но признаю и говорил ему, что там есть отличные места, интересные страницы. Я и его считаю талантливым человеком и даже совсем недавно в письме к тебе одно его стихотворение привел полностью и назвал великолепным.