Живые и мёртвое

Из созданной в 1957 году Вотье первой алжирской киношколы — «группы Фарида» — вышли Мохаммед Лахдар-Хамин — обладатель единственной африканской Золотой пальмовой ветви за фильм «Хроника огненных лет», Ахмед Рашиди — режиссер «Зари проклятьем заклейменных» — первой алжирской документальной полнометражки об истории Африки, вдохновленной книгой Франца Фанона, Ахмед Лаллем — автор фильма «Они» — манифеста эмансипации алжирских женщин, Мохаммед Зинет — постановщик «Необычного Алжира» — первого и единственного урбанистического алжирского фильма (С. 185—186). А военный руководитель ФНО Ясеф Саади, в прошлом — ученик булочника, стал в 60-х продюсером «Битвы за Алжир» Понтекорво и «Постороннего» Висконти.

Еще один уроженец Алжира — «черноногий» врач Пьер Шоле поучаствовал в создании, видимо, лишь одного фильма — еще одной картины Шандерли «Джазаируна — наш Алжир». Но это было только одно из проявлений революционной деятельности этого выдающегося интеллигента. Организаторские способности у Шоле были, наверное, по наследству от отца: тот создал первый в Алжире профсоюз и первую кассу взаимопомощи. Сам Пьер в университете сблизился с алжирцами и уже в начале 1950-х пытался — тогда неудачно — создать молодежное объединение борцов за независимость. Шоле работал в газете ФНО, конечно, лечил раненых бойцов, а также привел психиатра Франца Фанона для профилактирования партизан. Кроме того, его жена однажды спасла Рамдана, вывезя его из блокированного военными города. После освобождения Алжира Шоле обучил несколько поколений врачей и многое сделал для победы над туберкулезом в стране.

И если уж речь пошла о врачах, то нужно вспомнить и о докторе Бенауду Бензерджеба. Закончив Сорбонну, он жил в Алжире, лечил партизан, но засветился при покупке ротатора для печатания листовок. Он умер под пытками. Его смерть многих наставила на путь вооруженной борьбы. В том числе, и Шандерли, который снимал похороны доктора.

Так погибали лучшие представители немногочисленной алжирской интеллигенции: на 33 инженера-мусульманина приходилось 3110 инженеров-европейцев. То же — и в остальных сферах. С провозглашением свободы Алжира европейцы-«черноногие» бросились из страны. После себя они оставляли хаос: «врачи уничтожили всю медицинскую документацию. В лабораториях не осталось ни одного целого микроскопа. В некоторых районах были сожжены четыре школы из пяти. Библиотекарь и дуайен университета Алжира 7 июня [1962 года] лично, выполняя директивы OAS, подожгли библиотеку. Сгорело все: 500 тысяч книг, уникальные манускрипты» (С. 322). Вот так легко спадает с интеллектуала-мещанина шелуха «цивилизованности»: школа, книги, медицина, наука ему интересны, лишь если приносят ему доход. Если нет — да гори оно огнем! И после этого французские обыватели кричат, что арабские иммигранты «уничтожают ценности европейской культуры»? Но по сравнению с планомерным втаптыванием «черноногими» культурного достояния Алжира поистине детским выглядит бунтарский погром детьми иммигрантов (в том числе и алжирцами) во время беспорядков в «ашелемах» нескольких школ и библиотек.

Вместо «черноногих» в страну ехали «красноногие» — сочувствующие Алжиру европейцы. Прежде всего, это были революционеры, «те, кто боролся за Алжир, сроднился с ним за годы: это был “их” Алжир» (С. 326). Но «еще больше, чем профессиональных революционеров, среди “красноногих” было врачей, инженеров, педагогов, журналистов, архитекторов. Они тоже были “новые левые” — троцкистский интернационал мобилизовал врачей, — но они приехали не строить новое общество по своим чертежам, а помогать строить самим алжирцам. Они спасли страну» (С. 322).

Трудно представить, каких усилий требовало восстановление разрушенного. Этот подвиг — ничуть не меньше победы в освободительной борьбе. Алжирский кинематограф не был уничтожен только потому, что до освобождения его и не существовало. Первые местные кинематографисты вышли из партизан, они строили эту отрасль с нуля. Это было проще, чем разгребать развалины прежнего. Наверное, поэтому алжирская Синематека стала, как говорит Трофименков, единственной воплощенной утопией «красноногих» (С. 330): показ самых разнообразных фильмов, сотрудничество с кинофондами всего мира, создание, вероятно, самых лучших по количеству и качеству программ кинопоказов.

Все это сильно напоминает Советскую Россию: победа в гражданской войне, саботаж буржуазных специалистов, интернациональная помощь, расцвет культуры. Как видим, эти сложности и достижения неизменно сопутствуют победившей революции.

Революция тесно связана с культурным развитием. Это очевидно и на примере других стран, о которых Трофименков говорит более кратко.