Живые. История спасшихся в Андах

Последним открытием, сделанным в поисках новых источников пропитания, стали мозги. Канесса сказал, что головной мозг не имеет особой пищевой ценности, зато в нем содержится источник энергии — глюкоза. Роберто первым взял голову мертвеца, разрезал кожу на лбу, стянул скальп и расколол череп топором. Впоследствии мозги делились на части и поедались в замороженном виде или же использовались для приготовления соуса к тушеному мясу; печень, кишечник, мышцы, жир, сердце и почки, как приготовленные на огне, так и сырые, разрезались на небольшие порции и перемешивались с мозгами. В таком виде пища съедалась охотнее. Единственной проблемой была нехватка глубокой посуды. Обычно мясо клали на тарелки, подносы или куски алюминия. Инсиарте стал использовать для тушения чашу для бритья, остальные — верхние половинки черепов. Из черепов изготовили четыре чаши, а из костей — несколько ложек.

Гнилые мозги оказались несъедобны, поэтому распределители провизии собрали все головы, оставшиеся от съеденных тел, и закопали в снег. Поблизости от самолета все было перерыто в поисках останков, которые ранее выбрасывались за ненадобностью. Рыскание в снегу стало выгодным занятием, особенно для Альгорты, превратившегося в главного падальщика. В свободное от рытья шахт и разделки трупов время (Штраухи помогали ему) юноша, сгорбившись, ковылял вокруг самолета и тыкал железной палкой в снег. В такие минуты он очень походил на бродягу. Карлитос прозвал его Старой вискачей[82]. Как бы то ни было, упорство Педро приносило свои плоды. Он находил кусочки жира с тонким слоем мяса и выкладывал на своей части крыши. Если они были пропитаны влагой, то, высыхая на солнце, покрывались тонкой корочкой и приобретали вполне сносный вкус. Иногда, по примеру остальных, Альгорта сушил съестные припасы на листе металла. В безоблачные дни у него получалось чуть ли не жаркое.

Главные конкуренты Альгорты ушли в горы, но часть своих находок он все равно отдавал Фито. На крыше им двоим отвели смежные участки, и на границе ребята выкладывали пищу, которой готовы были делиться друг с другом. Именно Альгорта чаще всего пополнял общую кладовую. Он привязался к Фито также сильно, как Сербино к Эдуардо. Сербино вообще получил от Инсиарте кличку Паж Немца. Инсиарте злило, что Сербино делился с Эдуардо своими сигаретами, даже когда у того еще оставались собственные. Но он поступал так из благодарности, так как помнил, что в течение нескольких дней после возвращения из первой экспедиции с разрешения Эдуардо клал свои распухшие ноги ему на плечи.

По мере того как различия между обеими группами, работниками и уклонистами (дальновидными и не очень), становились все заметнее, в центре всеобщего внимания раз за разом оказывался Коче Инсиарте. По своему поведению и склонностям он явно относился к лагерю «паразитов», но был давним другом Фито Штрауха и Даниэля Фернандеса и к тому же отличался неплохим характером и остроумием. Уговаривая Карлитоса в ветреный день приготовить мясо на огне или выдавить гной из его чудовищно распухшей ноги, он улыбался сам и вызывал улыбки у всех вокруг. Физическое состояние Инсиарте и Нумы Туркатти всех серьезно беспокоило — оба почти не притрагивались к сырому мясу. Иногда Коче начинал бредить и самым серьезным тоном уверял окружающих, что в той части самолета, где он ночевал, находится дверца, за которой простирается зеленая долина. Как-то утром он громко заявил, подобно Рафаэлю Эчаваррену, что не доживет до следующего дня, но никто не воспринял его слова всерьез. Когда же наутро он проснулся, все рассмеялись и спросили его:

— Ну что, Коче, каково быть мертвецом?

Главной причиной трений оставались сигареты. Те, кто, как кузены Штраух, умели сдерживать себя и берегли свое курево, в конце второго дня начинали ловить множество завистливых взглядов. Беспечные же курильщики (а Коче был одним из самых беспечных) выкуривали всю двухсуточную норму в первый же день и принимались канючить сигареты у экономных товарищей. Педро Альгорта курил меньше остальных и ходил, опустив глаза, чтобы ненароком не встретиться взглядом с Инсиарте. Рано или поздно хитрый Коче говорил ему:

— Педро, когда вернемся в Монтевидео, я приглашу тебя на клецки в дядин дом.

Слыша такие заявления, голодный Альгорта невольно начинал смотреть на Коче и ловил-таки умоляющий взгляд его больших веселых глаз.

Панчо Дельгадо тоже не умел растягивать свой табачный паек на два дня. Выкурив все, он бочком подходил к Сабелье и пускался в воспоминания о веселых школьных деньках, которые проводил с его братом, рассчитывая уговорами выудить у друга сигарету, или же по просьбе Инсиарте шел к Фернандесу и просил того выдать обоим их пайки раньше положенного срока.

— Видишь ли, — говорил он в таких случаях, — мы с Коче натуры нервные.