Я сел за руль и завел двигатель автобуса. Юля села рядом. Заражённая девочка, связанная, спала на заднем сиденье, в ее теле незримо для нас происходило исцеление от вируса. Мы успели запастись в части топливом, оружием, сухпайками и другими необходимыми вещами, довезя всё это до автобуса прямо на моей каталке. До прилета вертушек оставался еще почти час, но они могли прилететь и раньше обещанного. В пункте связи на столе военных ждала капсула препарата (еще одну, последнюю, мы забрали с собой — на всякий случай, вдруг пригодится в деревне). Если они всё-таки действительно хотят его применять, то для воспроизведения лекарства им будет достаточно и одной дозы. Это уже на их совести. Мы сделали всё что могли — доставили препарат. И, как бы они ни поступили, в любом случае мы спасли по крайней мере три жизни — свои и этой девочки, что спит сейчас сзади. Так что всё было не зря: не зря мы рисковали, боролись и жертвовали собой.
Развернув автобус, мы поехали прочь от части. Юля взяла меня за руку, я повернулся к ней и поймал ее теплый взгляд. Улыбнулся ей, сжал в ответ ее пальцы и поехал дальше, ведя одной рукой. Вспомнил, как цеплялся за свое уютное уединение в норке с ноутбуком. Нет, ни за что теперь я бы туда не вернулся. Смешно, каким я был глупым…
Дорога быстро стелилась под колеса, поля раскидывались вокруг до горизонта, с безоблачного неба солнце согревало окружающий пейзаж. И казалось, никакой катастрофы вовсе и не было.
22
Скрипя половицами, я вышел на крыльцо дома Юлиных родителей и зажмурился от яркого света. Солнце уже поднялось довольно высоко над горизонтом. Сегодня будет тепло, даром, что на календаре уже осень. В руках у меня были стакан воды и зубная щетка с пастой. Из дома доносилось уютное бряканье посуды: Юлина мама, тетя Лена готовила завтрак.
Мы здесь уже почти неделю. Нас встретили с огромной радостью: родители весь месяц не находили себе места из-за неизвестности, несколько раз чуть не сорвались в город на самоубийственные поиски дочери. Кода мы приехали, Юля не сошла с автобуса — ее буквально сняли с него и сгребли в объятия. Меня же приняли как ее спасителя и, как-то само собой, не уточняя, — как ее парня, чуть ли не будущего зятя. Это забавляло, ведь мы сами между собой еще вообще не заикались о своих отношениях. Но Юля не стала поправлять родителей, промолчал и я.
Когда в городе разразилась катастрофа, в деревне о этом узнали только из того, что успело показать телевидение. В итоге информации у них было очень мало. Автобусы ходить перестали, всякая связь отрубилась. Участкового катастрофа застала в городе, и, разумеется, он так и не вернулся. Глава сельсовета был одно название — мягкотелый и пьющий дедушка. Народ пребывал в растерянности и тихой панике. Прийти в себя односельчанам помогла как раз Юлина мама — фельдшер местного медпункта, женщина волевая и собранная. Под ее руководством укрепили старинное каменное здание местного магазина, собрав внутри арсенал оружия (вил, молотков и прочих инструментов) и запас воды, а продуктов там и так хватало. В случае нападения зараженных планировалось укрыться там. Запрещено было включать свет в темное время суток — максимум свечи за плотными шторами. Иначе можно было приманить зараженных из райцентра, который находился в пределах видимости отсюда. Люди, насколько могли, вооружились и жили начеку, постоянно с опаской поглядывая в стороны райцентра и других окрестных деревень. Первое время даже дежурили на вышке, но это дело как-то со временем разладилось, ведь ничего особенного не происходило. Лишь один раз местные видели зараженного: оборванный толстый дядька забрел со стороны райцентра и перепугал живших на краю деревни бабушек. Народ среагировал оперативно, не дав старушек в обиду: зараженного забили лопатами их более молодые соседки. Мужики даже добежать не успели до места происшествия, женщины управились со всем сами. Такая удаль местных женщин удивила меня и объяснила откуда у Юли такой характер.